Чёрный дембель. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

class="p1">Снял футболку и шорты, положил на полотенце солнцезащитные очки и свой бумажный головной убор (бросил внутрь него пару камней, чтобы его не унёс ветер). Поправил плавки. Заметил, с каким интересом рассматривала моё тело студентка филфака МГУ. На меня смотрела не только Бурцева – разглядывали меня и другие женщины, что разместились на песке в радиусе полутора десятков метров от меня. Я поднял руки и потянулся. Громко зевнул – в сторону от меня шарахнулась кружившая в небе чайка. Вдохнул насыщенный запахом морской воды воздух. Лениво побрёл к воде – Бурцева шагала рядом. Отметил, что утром море было теплее. Зашёл в воду по пояс и нырнул. Поплыл. Минуты через две сонливость развеялась. Бурцеву я рядом с собой в море не увидел.

На волнах я не лежал – сделал заплыв к горизонту. Волны слегка приподнимали меня, гладили по плечам и по лицу. Я то и дело сплёвывал горькую воду. Я изредка оглядывался – следом за мной никто не плыл. Подумал, что так далеко от берега отважился бы уплыть разве что Коля Уваров. А может, ещё и Котова: нашу реку она запросто переплывала туда и обратно. Я вспомнил, что Лена сейчас бороздила волны в Геленджике. В Новосоветск вернётся в конце августа – так она говорила. Совсем не ко времени я подумал о Зине, подружке Анастасии Бурцевой, и о владельце шикарного морского загара Фёдоре Тартанове. Скривил губы. Выплюнул попавшие мне в рот горькие капли морской воды. Оглянулся – берег уже едва виднелся вдали. Я снова сплюнул и поплыл обратно.

Вернулся на берег – увидел, что мой младший брат и Артурчик уже сидели на полотенцах и развлекали девиц игрой в карты.

Играла с ними в «подкидного дурака» и Настя Бурцева.

- …В своих работах, - говорила она, - Ницше критиковал буржуазный строй, ратовал за его уничтожение и создание нового свободного от либерально-сентиментального и лицемерного человеколюбия…

Настя заметила меня, прервала монолог.

- Сергей, присоединяйся к игре, - сказала Бурцева.

Она подвинулась – освободила место на полотенце рядом с собой.

Я покачал головой.

Сказал:

- Чуть позже. Полежу пока. Погреюсь на солнце.

Я улёгся на спину, закрыл глаза.

- Между прочим, - продолжила лекцию московская студентка, - Ницше выстраивал своё философское кредо на парадоксальной основе: отрицании морали как самоценности, обособленной от реальной человеческой жизнедеятельности…

Мне почудилось, что голос Бурцевой вдруг стал тише, словно отдалился.

Крики чаек и плеск волн тоже доносились теперь издалека.

А солнце будто вдруг спряталось за облаком…

***

…Я почувствовал запах шоколадного бисквита. Он ещё не выветрился из квартиры Котовых. Хотя последний корж мы с Леной испекли пять часов назад. За прошедшее с того момента время я завершил оформление тортов: уложил на покрытой шоколадной глазурью поверхности все затвердевшие в морозильной камере холодильника кремовые элементы «украшений». Котова к тому моменту уже задремала. Я её не будил – больше часа лежал в тёплой ванне, вдыхал аромат хвои, слушал, как лопались на воде пузырьки пены (мне чудилось, что слышал ещё и крики чаек, и шум прибоя). А пять минут назад мы с Котовой погрузили картонные коробки с «изделиями» в «Волгу» Дмитрия, водителя директора швейной фабрики.

В окно спальни Котовой светило замершее над крышей пятиэтажки солнце. Оно согревало моё тело, слепило мне глаза. Я стоял около окна босиком, почти голый: в плавках. Смотрел на безоблачное небо за окном и на круживших там ворон, которые кричали голосами чаек. Вдыхал запах бисквита, который смешался с запахом морской соли, и к которому добавился запах духов «Иоланта». Слышал, что за стеной, в соседней квартире, тихо бубнил телевизор. Голос дикторши зачитывал нудную лекцию: «…Ницше развернул корабль классического философствования от трансцендентальной всеобщности человека…». Я отметил, что уже слышал эту передачу: совсем недавно. Услышал шорохи шагов за спиной. Обернулся.

Обнаружил, что ко мне подошла Лена. Я понял, что это от неё пахло духами: не французскими – рижскими. Котова замерла в полушаге от меня. Смотрела на меня своими большими глазищами. Не моргала. Часто дышала, точно после пробежки – чувствовал на губах тепло её дыхания, пропитанного ароматом морской воды. Мне почудилось, что Котова стала выше ростом, будто стояла на каблуках. Я посмотрел Лене в глаза – почувствовал, что сердце в моей груди забилось чаще. Пересохло во рту, словно с похмелья. В глазах Котовой я увидел своё отражение: очертания непричёсанной головы на фоне… блестевших на солнце морских волн. Отметил, что Лена сменила домашних халат на платье: то самое, которое я видел на ней в новогоднюю ночь.

- Серёжа, ты останешься со мной? – спросила Котова.

Платье, будто по волшебству, соскользнуло с её тела и упало на пол.

Я опустил взгляд и увидел, что на Лене не было нижнего белья.

Котова шагнула ко мне, приблизила губы к моему уху.

- Чёрный, проснись! – сказала она голосом моего младшего брата…

***

…Я дёрнулся и открыл глаза.

Синее небо. Солнце. Чайки. Пляж. Море. В спину между лопатками упирался спрятавшийся под полотенцем камень. Аромат рижской «Иоланты» сменился на запах табачного дыма.

- …Чёрный, проснись! – повторил Кирилл.

Он толкнул меня в плечо.

Я посмотрел на лицо младшего брата.

Кирилл хмурил брови.

- Не сплю, - заверил я. – Ещё немного полежу и будем играть.

Услышал женский смех.

- Перевернись на живот, - попросил Кир.

Я уловил в его голосе гневные ноты. Голова младшего брата загородила солнце. Мне почудилось, что над волосами Кирилла светился золотистый нимб.

Я зевнул, прикрыв рот ладонью, спросил:

- Храплю?

Кирилл покачал головой.

- Хуже, - сказал брат. – Перевернись!

Я приподнял брови.

- Нафига?

- Не знаю, что там тебе приснилось, - сказал Кир, – но я прикрыл тебя полотенцем.

Я приподнялся на локтях – увидел ухмыляющегося Артурчика, смущённые улыбки на лицах Насти, Жени и Любаши.

Заметил на своём животе полотенце. Оно прикрывало и мои плавки. Приподнял его... – девчонки хихикнули.

- Мне даже интересно, Чёрный, кого ты сейчас видел во сне,