Американец. Хочешь мира… - Игорь Леонидович Гринчевский

Ну и убедились, что Семецкий жив и относительно здоров. Сильный ушиб, возможно, повреждены рёбра, но броня выдержала.

После этого настала пора прояснить некоторые вопросы…'

Город Наха, Окинава, 2 августа 1912 года, пятница, ближе к обеду

— Нет, вы поглядите, господа! Да мы в самое «осиное гнездо» вломились!

В доме и в самом деле, было на что посмотреть! Для начала, на стене висели наши с Семецким портреты, обведенные как мишени. В обоих торчало несколько ножей, дротиков и метательных пластин. Рядышком висела японская газета с сообщением о том, что знаменитый Воронцов побывал там-то и там-то… И было выделено сообщение о том, что десятого августа планируется торжественное мероприятие в Харбине с моим участием.

А на столе лежали найденные нами билеты от Окинавы до Харбина и поддельные документы на эту троицу революционеров. Причем на разные имена. Может быть, ловкий адвокат в суде и сумел бы доказать, что «это ещё ни о чём не говорит», но нам всё было ясно.

Какое-то сомнительное везение у нас — ухитрились вломиться в логово к киллерам всего за несколько часов до того, как они должны были отправиться убивать нас же. План разговора пришлось срочно менять. Для начала дождались, пока не прибыло подкрепление. Нет, не бойцы с карабинами и пулемётами, а какой-то уважаемый китайский старичок на рикше. Впрочем, тот громила, что их сопровождал, вполне был способен навести порядок и без оружия. Ход оказался верным, гонцов от местных преступных авторитетов этот дуэт сумел успокоить. Те предпочли поверить, что «всё нормально, тут просто разговаривают и шума больше не будет».

Ну а потом настало время беседы. Тем более, что русский оба китайца, оставшихся в сознании, понимали неплохо.

— Как вы думаете, почему мы явились к вам лично? Могли ведь и в полицию сообщить. Или дождаться вас на «своей» земле, да повязать там тихо. И не рисковать при этом своими жизнями.

Было видно, что вопрос китайцев смутил. Действительно, наши действия выглядели не очень разумно. Да и были такими, если честно! О кто ж знал?

— А между тем, всё очень просто. Что бы вы себе не думали, но я не хочу расстраивать вашего Учителя, которого по-прежнему безмерно уважаю и считаю своим другом!

— Другом⁈ — от возмущения молодого Цзяна аж подбросило со стула. — Ты — предатель! И поступил вероломно. Ударил Китайскую республику в спину и ограбил её. Твоя смерть только порадует Учителя и всех честных китайцев!

Да уж. Его просто трясло от возмущения. Услышит ли он меня? Но тут реплику подал мой тёзка:

— Что за истерика? Вы военный или тряпка штатская? Ах, военный! Ну, тогда вы должны знать, что любая операция проводится на основании приказа. Господин Воронцов же — сугубо штатский. И потому был вообще не в курсе и никак не влиял на ход событий, в которых вы его обвиняете. Слово офицера! Так что ни о каком «вероломстве» и речи нет. Это первое.

— А прежде чем мы перейдём ко второму, — включился в разговор я. — Ответьте, господин Цзян, когда и почему вы отрезали косу?

— Вы прекрасно знаете ответ! — вмещался в разговор второй китаец. — Коса была символом покорности ханьцев[1] манчжурам.

— Вот! — поднял я палец вверх. — Именно, что маньчжурам. И те народы, которые отделились, тоже были покорены манчжурами. Не Китаем. И сейчас они тоже «отрубили косу». Точно так же, как вы, они не хотят больше подчиняться. Ни прежним господам, ни вам. По-моему, это справедливо. И уж кому, как не вам, понять их.

Кажется, мой довод был нов для обоих революционеров. Но молодой вождь нашёл возражение первым:

— Они — часть нашей страны! И по отдельности будет труднее и им, и нам!

— Возможно. Но тогда их надо убеждать, а не завоёвывать, логично? Сейчас они хотят именно не зависеть ни от кого.

— Но Россия их захватила!

— Нет! — снова вмешался Семецкий. — Не захватывала. Сейчас это именно, что независимые страны. Мы убеждаем их, что им будет лучше с нами. Вы могли бы убеждать, что им полезнее быть с вами. А уж они пусть решают, верно?

— Да как они решат, если на их территории стоят ваши войсковые части?

— Да, стоят! Хотя бы потому, что одних бандитов в тех местах ошивается немало. Да и маньчжуры не прочь вернуть свою власть над монголами и уйгурами. Не говоря уж про отряды Юань Шикая. Пока что он признал только независимость Маньчжурии. Так что… мы лишь обеспечили местным возможность «отрезать косу» — повторил я свой аргумент.

Китайцы ненадолго замолчали. Сравнение с маньчжурами им не нравилось, но эмоции были сильнее. Однако я ещё не всё сказал.

— Так что я не совершил ничего вероломного, да и ничего ханьского не только я сам, но и Россия не отбирала. Но сказать вашему Учителю я хотел не об этом. Есть куда более важные для судьбы Китая вещи.

Тут меня прервали. Третий революционер очнулся и начал громко и экспрессивно материться. Нет, китайского мата я не знаю, но интонации были те самые.

— Простите, я попробую успокоить брата Ма. Он очень переживает своё поражение, так как считается мастером боевых искусств.

— Не мастер он, а другое слово, но тоже на букву «м» — пробурчал я под нос. — Это ж надо — в живых людей кипятком швыряться! Ладно, успокойте его.

А сам пока в очередной раз прогонял в мозгу аргументы.

— Видите ли, я хотел донести до господина Сунь Ятсена простую мысль. Ваша революция — далеко не первая в истории. Например, прямо сейчас продолжаются волнения в Мексике. И уроки всех предыдущих восстаний учат, что просто убрать власть чужаков — мало. Нужно дать стране эффективное управление. Единую центральную власть. Обеспечить защиту от внешних угроз, создать порядок внутри… И только потом возможно развитие.

— Разумеется!

Ответ молодого революционера был не просто высокомерен. От него веяло арктическим холодом. Дескать, чего ты тут общеизвестные вещи произносишь так. Будто это должно стать откровением. Черт, молод он ещё, нетерпелив. И слишком быстро высоко взлетел.

Недаром он пошел на то убийство. Да и сейчас не нашёл иного способа порадовать Учителя и реабилитироваться, как снова убить. Люди постарше выслушали бы дальше, прежде чем делать выводы.

— Юань Шикай не уступит власти. Даже если партия выскажется против него. А вы отдали под его