Чужак из ниоткуда 3 - Алексей Анатольевич Евтушенко

К тому же и Кристина уехала на каникулы к родителям в Новоград-Волынск, а мы решили, что знакомиться мне с её родителями пока рановато. Пусть хотя бы восемнадцать исполнится, по паспорту.

Сложнее всего было решить вопрос с охраной. Моя попытка отбояриться от неё хотя бы на время этой поездки была решительно пресечена Леонидом Ильичом лично.

— Вот это видел? — заявил он, скрутив из трёх пальцев известную всякому русскому человеку фигуру. — В жизни себе не прощу, если с тобой или твоей семьёй что-то случится.

— Ну хотя бы не четверых, Леонид Ильич, мы же в деревню дальневосточную едем, в тайгу! Люди засмеют!

— Люди засмеют, когда повод для смеха дать, — сказал Брежнев. — А ты таких поводов не даёшь. Тебя уважают и крепко, я узнавал. Так и держи себя. Ладно, подумаем, как лучше. Но совсем без охраны не получится, даже и не мечтай.

Турбовинтовой самолёт Ту-114 доставил нас (маму, папу, сестру Ленку, меня и охранников Бориса и Антона) из Москвы в Хабаровск за десять часов. Без посадки. Очень неплохой результат, с учётом того, какое расстояние ему пришлось покрыть.

Только в этом полёте я убедился своими глазами, насколько велика Россия — главная республика, на ресурсах и людях которой, в основном, держится Советский Союз.

Именно так, держится. Убери Россию, и всё развалится мгновенно, — моего знания истории и опыта уже хватало, чтобы это отчётливо понимать. Русские — так называли за границей всех советских людей, вне зависимости от их национальности и принадлежности той или иной республике. Думал уже не раз об этом парадоксе и вот думаю опять. А пейзаж под крылом самолёта только придаёт этим думам вес и должную глубину. Когда час за часом летишь над бесконечным «зелёным морем тайги», как поётся в одной известной советской песне, — морем, которое начинается сразу за Уральским хребтом и не заканчивается до самого Хабаровска, начинаешь понимать, что только по-настоящему великий народ мог пройти эти пространства насквозь, объединить и сделать своими, русскими. Почти без крови, к слову. Чего не скажешь о других великих империях в истории Земли. Несомненно, Советский Союз был империей, хотя и открещивался всячески от это слова. На мой взгляд, напрасно. Главное, наполнить слово правильным смыслом. Тот же Гарад тоже империя, если разобраться. Только гораздо больше. Всепланетного масштаба.

А как иначе? Империя в понимании русских и моём — это не о покорении окружающих народов с последующей их безжалостной эксплуатацией и выкачиванием ресурсов из их земли. Нет. Империя — это о масштабе совместных задач и планов. Чем масштабнее задача — тем масштабнее империя. Иначе просто не хватит сил. Поэтому Гарад и един, что перед ним стояла масштабная задача — выжить после катастрофической войны, не повторить ошибок прошлого и, наконец, отправиться к звёздам. Похожие задачи очень скоро в полный рост встанут и перед человечеством; или я ничего не понимаю в развитии цивилизаций.

Из Хабаровска до железнодорожной станции Хор мы ехали на самом настоящем паровозе! То есть, не на нём самом, конечно, не на этом, как его, тендере, где уголь, и не в будке машиниста, но старые пассажирские вагончики по рельсам тащил он — паровоз! Пыхтел и шипел паром, как в кино показывают, дымил трубой, но исправно тащил. Со скоростью километров сорок в час.

Я смотрел в окно на полусгнившие деревянные столбы линии электропередачи, тянущейся вдоль железнодорожных путей (кое-где остатки столбов просто висели на проводах, зацепившись за них фарфоровыми изоляторами) и думал, что не зря согласился на эту поездку — нужно знать, где живёшь. Ничего, ничего, ребята, придёт скоро и сюда антиграв со сверхпроводимостью; заменим деревянные столбы на пластмонолитовые (этот универсальный гарадский материал пока не выходил таким, каким нужно, но дело шло явно в правильном направлении); поставим где-нибудь под Хабаровском термоядерную электростанцию; и всё изменится в лучшую сторону. Потому что там, где есть дороги, удобный быстрый транспорт и много недорогой энергии, всегда всё меняется в лучшую сторону.

В Хоре нас встречал младший мамин брат Рюрик — широкоплечий, сильный, круглолицый и улыбчивый парень лет тридцати с небольшим.

— Надька! Сестричка! — заорал он с платформы. — Племяши! Алексеич! — и принял в свои медвежьи объятья сначала маму, потом Ленку, потом меня, а затем и папу. Борис и Антон, предупреждённые мамой о том, что нас будут горячо встречать, не препятствовали, но бдели, внимательно глядя по сторонам.

— А это… — Рюрик вопросительно показал глазами на них.

— Наша охрана, дядя Рюрик, — сказал я. — Точнее, моя.

— Рюрик, познакомься, — сказала мама. — Это Борис и Антон. Ребята, это мой брат Рюрик.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Да мы бы и сами своих-то сберегли как-нибудь, — сказал Рюрик. — Люди мы бывалые, таёжные.

— Специфика, — сказал Борис. — Извини.

— Приказ, Рюрик, — добавил папа. — По-другому никак.

— Ага, — сказал дядя Рюрик и сразу как-то расслабился и даже повеселел. — Приказ — это я понимаю, приказ — это святое. Ладно, пошли.

Мне было страшно интересно, каким будет наш путь дальше, но я не спрашивал, дабы не ломать интригу. Как оказалось, не зря.

Глиссер!

У речного причала, до которого мы дошли пешком, нас ждал самый настоящий речной пассажирский глиссер — катер с закрытой кабиной пассажиров на десять и с большим воздушным винтом, защищённым металлической сеткой, позади кабины.

— Вот это аппарат! — восхищённо выдохнул я и тут же вспомнил испытания антиграва в Алмалыке, где у меня за спиной был похожий винт. — Ветер!

— Гордость реки, — подтвердил дядя Рюрик. — Никакие мели и перекаты не страшны. Двадцать с лишним лет ходит, и хоть бы хны!

Мы шестеро, Рюрик и ещё трое пассажиров загрузились в кабину, пристроили вещи, и капитан — сутуловатый невысокий дядька лет пятидесяти с изрезанным морщинами худым лицом и синим пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз (ещё в Хабаровске я заметил, что здесь много голубоглазых и синеглазых людей) — одним движением отвязал глиссер от причальной тумбы, завёл двигатель,