Царская дорога - Дмитрий Чайка

Царь Итаки и Тартесса подошел к полосе прибоя, с усмешкой глядя на неприветливый берег, раскинувшийся перед ним. Турдетаны, сидевшие за узкой полоской пролива, считали его просто купцом, который везет к ним вино и железо. Но не пройдет и пары лет, и он накопит столько, что сможет нанять тысячу парней с копьями и щитами. Тогда-то он и сделает свой первый шаг на восток. А сделав его, он уже не повернет назад, этот берег станет его собственным. Ни один здешний царек не сможет ему противостоять. Царство Тартесс пойдет на север и восток и завоюет горы, где, по слухам, много меди и серебра. А потом он пройдет войной до самого севера, соединив своей силой тот берег с южным. И тогда ему не нужно будет покупать олово, он его просто заберет себе.

* * *

Две недели спустя. Где-то у побережья Ливии. Остров лотофагов, в настоящее время известный как Джебра. Тунис.

Черно-синяя мгла затянула горизонт, а ветер стал колючим и злым. Любой, кто бывал в море больше двух раз, знает, что сейчас будет. Даже гребцы из молодых заворчали и закрутили носами. Они чуяли надвигающуюся бурю. Заметались птицы, закричали призывно, а потом полетели к югу. Первые высокие волны слегка толкнули левый борт гаулы, как будто пробуя его на прочность, а потом, словно испугавшись, отскочили назад. И вроде бы нестрашно, но все знали, что это только начало.

— К берегу правь! — скомандовал Одиссей, и кормчий понятливо кивнул. Он и безо всякой команды уже выискивал хорошее местечко.

— Остров вижу! — заорал матрос на мачте. — Бухта добрая!

— Правим туда, — кивнул Одиссей. — Боюсь, и на берегу не скрыться нам от гнева Поседао. Зол он сегодня.

— Волна плохая, царь, — согласно кивнул Эврилох и заорал. — Перимед! Не спать! Самый быстрый ход!

— Бам-м! Бам-м! Бам-м! — разнеслось над злобно ворчащими волнами.

Косой парус и барабан — это лишь немногое из того, что привнес в морское дело царь Эней, и все на этом корабле молились сейчас за его здоровье, надрывая жилы на тяжелом весле. Пологий берег не даст доброй защиты от бури. Укрыться от нее можно только в глубокой лагуне. Свежий, набирающий силу ветер клонит мачту и рвет косой парус. Он заглушает гул барабана, на каждый удар которого корабль подпрыгивает, брошенный вперед слитным движением полусотни весел. Могучие спины, истекающие струями пота, качаются в унисон, и не зря. Огромный остров, который прижимается к ливийскому берегу, совсем рядом. Корабль Одиссея влетает в пролив на полном ходу, когда за его спиной волна уже поднимается в рост человека.

— Успели! — двужильный царь встал со скамьи, пытаясь успокоить заполошно стучащее сердце. — А где это мы?

— А кто ж его знает, — равнодушно пожал плечами Эврилох. — Бурю переждем, и ладно.

— Туда правь! — Одиссей ткнул рукой вперед, где показалась глубокая бухта, отрезанная от моря длинной песчаной косой.

— Хорошее место, — одобрительно осмотрелся кормчий. — Ливийский берег — вот он, рукой подать. А сам остров от моря укроет. И ты посмотри, царь, кто-то тут даже дома поставил… И кучи раковин собрал… А что это тут делается, а?

— Сидонцы и тирцы, — нахмурился Одиссей. — Тут они пурпур добывают. Знаю я такие раковины. Вон, даже чан из камня сложен.

— Только их тут нет, — удивился Эврилох.

— Потому как рано еще, — пояснил Одиссей. — Сюда красильщики по весне приходят, а осенью уходят. А вот сор на песке свежий. Не иначе, стоянка у них тут. От бури укрыться, воды набрать…

Ахейцы вытащили гаулу на берег и тут же попадали на песок. Сил никаких не осталось даже для того, чтобы огонь развести. Хотели было подпорки поставить вокруг борта, но и этого делать не стали. Вода в лагуне почти неподвижна, словно в озере. Бушующее море там, за многими стадиями огромного острова.

— Деревню вижу! — восторженно завизжал гребец, у которого этот поход был за всю жизнь вторым. В первый он дошел от Закинфа до Кадиса. Гребец поднялся на вершину холма и теперь смотрел вдаль.

— Сходить надо, — Одиссей и Эврилох переглянулись.

— Силой возьмем? — вопросительно поднял бровь кормчий.

— Купим, — поморщился Одиссей. — Нам тут еще бурю переждать нужно, а ни ты, ни я не знаем, сколько она продлится. Не хочу, чтобы нас всех во сне перерезали.

— Ну, как скажешь, — пожал широченными плечами Эврилох. — Ты царь, тебе и решать.

Одиссей пошел к деревне один и, остановившись в полусотне шагов от крайних домов, сел на песок, выражая всем своим видом полнейшее миролюбие. Ждать долго не пришлось. Местные, которые, конечно же, удрали из своих домов за холмы, понемногу потянулись к нему. Потянулись только мужчины, одетые в одни набедренные повязки. Они настороженно сжимали в руках оструганные колья и луки. Наконечники их стрел сделаны из кремня, Одиссей давненько таких не видел. Он слышал, что тут, в Ливии, это обычное дело. Бронза слишком дорога, а железа здесь не знают. Впрочем, и каменным наконечником убить можно. Ума для этого много не надо.

— Пусть боги хранят ваш дом, — сказал он, подняв руки и показав пустые ладони. — Я не хочу вам зла.

Худосочные, жилистые мужики, загорелые дочерна, залопотали что-то на своем, а потом ответили ему на исковерканном языке сидонцев.

— Мир, гость. Ты мир, и мы мир, — это сказал старший из стоявших перед ним, мужик лет сорока с исчерченным резкими морщинами лицом и неожиданно проницательным взглядом.

— Хорошо, мир, — облегченно выдохнул Одиссей. Этот язык был ему знаком. — Примите мои дары!

Он положил перед собой синие бусы из микенского стекла, железный наконечник для копья и свернутый в стопку хитон. И судя по всему, его подарки попали в цель. Мужики оживленно залопотали, передавая друг другу каждую вещь, а потом самый молодой из них побежал куда-то в заросли, где, по всей видимости, они прятали еду, коз и семьи.

— Вот! Дар! — сказал старший из хозяев, который уже красовался в хитоне и бусах.

Перед Одиссеем положили похожий на грязный камень сыр, финики, лепешки и целую корзину каких-то сушеных ягод, названия которых Одиссей не знал. Тем не менее, царь встал, прижал руку к сердцу и показал в сторону берега.