Физрук: на своей волне 3 - Валерий Александрович Гуров

видно было, что еда пришлась им не по вкусу. Но, как водится, все жевали с вежливыми улыбками, делая вид, что наслаждаются.

— Упакуй остальное, — обратился Аля к своему телохранителю, который терпеливо стоял чуть поодаль. — Потом в машине поем.

Телохранитель кивнул и направился к поварихе.

А я, наблюдая эту сцену, подумал, что момент подходящий. Пока Аля занят едой, можно проверить, готово ли всё в мастерской. Класс труда был следующей точкой нашей программы.

Я, стараясь не привлекать внимания, бочком-бочком выскользнул из столовой. Все были заняты Алей, его рассказами и пирожками, так что моё отсутствие осталось незамеченным.

Глава 3

Я быстро направился к мастерской, где проходили уроки труда. Беспокоился я не безосновательно. Дело было в том, что трудовик заявил, что хочет лично встретить бизнесмена — «всё по уму показать, чтобы впечатлить».

И вот теперь я шёл проверить, что он там «впечатляет». Потому с моей стороны трудовику было чётко обговорено — инициатива здесь не нужна.

Подойдя к двери кабинета, я увидел, что она закрыта. Перед ней стояли трое парней из продлёнки, которые должны были изображать на мнимом уроке активную деятельность.

— Что такое, мелюзга? — спросил я, останавливаясь рядом. — Почему не заходите в кабинет?

— Так трудовик сказал выйти, — охотно ответил один из пацанов, энергично почесав затылок. — С кем-то разговаривает там. Сказал не мешать.

— Понятно, — я посмотрел на закрытую дверь.

Как говорится, хочешь, чтобы дело было сделано хорошо — сделай сам. Я дёрнул ручку двери — не заперто. Осторожно открыл, вошёл внутрь и прикрыл за собой. В самой мастерской не было ни души. Голос трудовика доносился из подсобки. Он разговаривал с кем-то по телефону.

Не имею привычки подслушивать, но разговаривал этот мутный товарищ слишком громко. Если бы и хотел не услышать, так не получилось бы.

— Да подожди ты, не сахарная — не растаяешь! — говорил трудовик раздражённо. — Ты же видишь, у меня сейчас важные дела… Да знаю я, знаю, что обещал, но не могу сейчас всё бросить и уйти. И знаешь почему.

Судя по всему, на том конце провода была не завуч. Но разговаривал трудовик со своей женщиной… тот ещё жук — пока другие стараются, этот тут решает сердечные вопросы с любовницей. Ну или не с любовницей… короче, хрен поймёшь.

Я громко откашлялся, чтобы не подслушивать дольше, а заодно дать ему понять, что не один.

Из подсобки донёсся резкий шорох — будто трудовик едва не выронил телефон.

— Э-э… да, потом перезвоню, жди, короче, — буркнул трудовик в трубку и быстро нажал на отбой.

Следом вышел, стараясь изобразить деловой вид. Телефон сунул в карман и, не скрывая раздражения, спросил:

— Тебе чё надо?

— Пришёл тебя проконтролировать.

— Меня контролировать не надо, — огрызнулся трудовик, — ты лучше себя контролируй!

Я чуть приподнял бровь.

— Себя я уже проконтролировал, теперь твоя очередь. У тебя ничего не готово, а наш гость придёт с минуты на минуту.

Трудовик скривился, как будто я ему на ногу наступил.

— Да я бы с удовольствием отдал тебе это представление, — выпалил он. — Тем более ты такую дурь придумал в качестве встречи этого мужика, что самому стремно смотреть будет. Но уж нет… хочу поучаствовать. Посмотреть, как ты облажаешься на полную катушку.

Я медленно выдохнул.

— Тон сбавь при разговоре со мной, — предупредил я.

— А то что? — трудовик усмехнулся. — Побежишь жаловаться руководству? Или заедать своё горе выпечкой и конфетами?

Он с демонстративным видом сунул руку в карман и достал оттуда шоколадную конфету.

— На, покушай, — сказал он с издёвкой, протягивая конфету мне. — Хоть успокоишься. А то на тебе лица нет. Ну а потом катись к чёрту, идёт?

Я посмотрел на него молча. Он явно ждал, что я вспылю… Но я просто перевёл взгляд на дверь, понимая, что пока время есть, стоило бы провести с трудовиком воспитательную беседу.

— А конфетка-то вкусная? — уточнил я.

— Конечно вкусная, — ухмыльнулся тот, перекатывая конфету по ладони.

— Слушай, ну давай, я попробую, — сказал я тем же ровным тоном. — С удовольствием съем.

Трудовик хмыкнул, довольный собой, и, не подозревая подвоха, протянул руку с конфетой.

— Бери, — сказал он с издёвкой.

Я подошёл ближе, как будто действительно собирался взять сладость. Рука потянулась вперёд… и в следующий миг я нанёс короткий, чёткий удар под дых.

Ровно в солнечное сплетение.

Трудовик согнулся пополам, судорожно хватаясь руками за живот. Лицо побледнело, изо рта вырвался болезненный сип.

Он инстинктивно рванулся к верстаку, схватил киянку и поднял её, пытаясь перехватить инициативу.

— Ты… сука… — прохрипел он, шипя сквозь зубы.

Я увернулся от замаха киянкой и моментально перехватил его запястье. Тотчас схватил вторую руку, и, пока трудовик не понял, что именно я хочу, кисти оказались в тисках на верстаке. Я зажал губки так, чтобы пальцы и запястья оказались прочно зафиксированы.

Трудовик задыхался, корчил обличающие гримасы и впивался глазами в меня. Но выбраться он не мог — механизм держал крепко.

— Отпусти, козёл, ты охренел! — шипел он, вся его маска уверенности тотчас улетучилась.

— Отпущу, — пообещал я, — но сначала уясни для себя одну простую вещь. Так себя вести я тебе не позволю. Ни теперь, ни в следующий раз.

— Так раньше я шутил, и ты нормально реагировал, — зашипел он.

— Раньше было раньше, — сказал я, — а теперь, дружок, время изменилось. И я предупреждаю, что в следующий раз я не просто зажму тебе руки в тисках, а сломаю на хрен твои куриные косточки.

Трудовик плюнул на пол, оскорблённо ругаясь. Правда, в его голосе слышалась уже больше испуганная злоба, чем храбрость. Я же чуть сильнее зажал тиски.

Нет, кости я ему ломать не собирался… Хотел сделать так, чтобы он ясно почувствовал, что не прав.

И боль предсказуемо победила гордыню. Взгляд трудовика стал растерянным и уже менее вызывающим.

Он стонал, двигая плечами, пытаясь найти удобное положение. Его глаза метались, и на секунду мне показалось, что он осознал — игра закончилась.

Я же не торопился отпускать. Пусть сам попросит.

Трудовик застонал, скривился от боли, но терпел — порог его боли оказался выше ожидаемого.

— Отпусти, с-сука… ты мне кости переломаешь.

— Ты о своём