Гений автопрома - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

лес, тем толще партизаны. Ничего, мы выросли вполне адекватными людьми. По крайней мере, так кажется нашему поколению.

Мариночку интересовали совершенно иные детали.

— Папа! Почему у ёжика есть иголки, а у зайчика нет?

Ответ «эволюционный отбор закрепил у них эти генетические мутации как устойчивые наследственные признаки» с маленьким ребёнком не катит, но реагировать надо быстро.

— Зайчиха возмутилась бы, если б заяц её уколол, обнимаясь.

— А ежиха?

— Она сама в колючках, ей не страшно.

Ночью не ежиха, а Валя обняла меня крепко-крепко.

— Ненавижу, когда ты уезжаешь! Без меня.

— Считай это шабашкой. Или работой вахтовым методом. Тем более на выходные всегда буду дома. Поезд идёт где-то часов пять. На машине ещё быстрее, если поставить задачу прийти на КВ вовремя.

Ничего кроме объятий, когда Мариночка лежит за тонкой стенкой, мы себе не позволяли. Куда проще и приятнее хотя бы пару раз в недельку попросить Мариванну задержаться, Машке объявить, чтоб не торопилась к себе, и съездить туда — побыть гарантированно вдвоём. Поскольку я продолжал платить за её съёмную квартиру, сестра даже пикнуть не смела.

Но эта жизнь уйдёт в прошлое, лишь только начнутся разъезды. Партия сказала: завершить реформу волжских инвалидов к 1986 году? Столько не выдержу. Поэтому справлюсь раньше или плюну.

* * *

Когда въехал в Горький и взял направо, к проспекту Ленина, в числе прочего в голове крутилась одна неприятная мыслишка. Мой перевод с ГАЗа на ВАЗ датирован 1973 годом, то есть каких-то 8 лет назад. На самом деле, арифметика другая. В реальности прожил, покинув главную проходную завода, 59 лет! И просто забыл практически всех, с кем трудился. А меня наверняка помнят. Особенно когда пошёл наверх, заводчане сто пудов обращали внимание: вона как, наш на ралли победил, наш в Генеральные на АЗЛК выбился… Правда, сейчас рухнул с небес до должности помощника министра автопрома товарища Житкова, сохранив пост директора Центрального конструкторского бюро при министерстве. Вроде и не понижение, но ежу понятно: вес и авторитет у меня на АЗЛК был выше, главное — свой. Тут осталось рубать шашкой не от собственного имени, а повторяя как мантру, словно отец Фёдор в «Двенадцати стульях»: «Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя супруги!», вместо жены — товарищ министр, он, как и я, вполне себе гетеро. И предстоит объяснять закадычным друзьям 8-летней давности, отчего их не узнаю. Всё равно скажут: «зазнался Серёга». И отчасти будут правы.

Вот Пугина Николая Андреевича точно вспомню, тогда он был начальником цеха, сейчас я вёз приказ о назначении его Генеральным вместо Киселёва, торжественно спроваженного на пенсию. Прежний руководитель принёс колоссальную пользу заводу, но не оставил пост вовремя. Оттого застой в легковом автомобилестроении, но не в деятельности завода вообще, потому что с грузовой и военной техникой дела обстояли веселее… Меня военка не касается.

Подкатил к воротам проходной в самом начале девятого. Как простой смертный потопал ножками к охране, ВОХРовец осмотрел меня подозрительно: такой молодой и помощник министра? Не американский ли шпиён? Но поднял шлагбаум, позволив въехать.

Заводоуправление и парковку около него нашёл по памяти, в остальном она отказывала, работал здесь не только давно, но и недолго. ВАЗ врезался в воспоминания гораздо глубже. Успокоил себя: представь, что ты тут впервые. В конце концов, над моей башкой светится невидимый нимб, я — рука и всевидящее око министерства, а оно, в свою очередь, олицетворяет власть ЦК КПСС. Кто тут перед кем должен робеть? Они передо мной! Почему осенние листья не смели с крыльца перед приездом великого столичного начальства — меня? Непорядок! Взвёл себя как пружину механического будильника и решительно толкнул дверь.

На календаре было 14 сентября, понедельник. Киселёва поздравляли и провожали в пятницу, наверняка с шумом-помпой и последующим банкетом, затронувшем выходные. Я был обязан явиться на сие торжество и горячо поблагодарить орденоносца от министерства за долгий плодотворный труд, но нашёл якобы уважительный повод задержаться в Москве, поучаствовав в межведомственном совещании по развитию-углублению-расширению чего-то там. На самом деле не поехал по двум совершенно уважительным причинам: не хотел зависать в Нижнем Горьком на субботу-воскресенье, отрываясь от семьи, и, во-вторых, петь дифирамбы уходящему Генеральному, а в понедельник устраивать разнос и камня на камне не оставлять от проводимой им политики.

Секретарша в приёмной, видная дамочка лет сорока, критически осматривала себя в зеркальце. Похоже, оценивала ущерб экстерьеру, нанесённый за бурные выходные. На меня демонстративно не обратила внимания. Кожаная дверь в кабинет Генерального не носила таблички с именем преемника.

— Здравствуйте. Доложите Николаю Андреевичу о моём приезде.

Она возмущённо вскинула глаза, один недокрашенный.

— Генеральный директор занят, молодой человек! У него совещание. Приходите завтра.

— Ошибаетесь. Пока завод не получил оригинал из министерства, а он у меня в портфеле, ни отдел кадров, ни бухгалтерия не вправе считать его Генеральным. А к простому техническому директору зайду без формальностей.

Пока она открывала и закрывала неровно накрашенный рот со следами помады на зубах, я открыл бестабличную дверь, за ней вторую и проник на капитанский мостик. Ох, каким ароматом повеяло! Состояние «после вчерашнего» давало столь плотный выхлоп, что, наверно, в этой атмосфере чиркнуть спичкой было бы просто опасно. Никто и не курил.

Здесь я не разыгрывал цирк как в приёмной и сразу взял слово, которое мне никто не давал.

— Товарищи! Я — помощник министра автопрома СССР. Меня зовут Брунов Сергей Борисович. Для начала хочу поздравить Николая Андреевича с принятием обязанностей Генерального директора Горьковского автозавода и желаю оправдать надежды, которые на него возлагает партия и наше министерство. Вот приказ о вашем назначении, будьте любезны расписаться на моём экземпляре.

Пугин, мужик грузный и крупногабаритный, вначале глядевший недоумённо, что это непонятное ввалилось без секретаршиного предупреждения, сразу подобрел, встал, пожал руку. Тут же размашисто поставил завиток на копии приказа.

— Присаживайтесь, товарищ Брунов. Я, кажется, вас помню…

— Точно. Горький — кузница кадров, отсюда я перевёлся на ВАЗ. До повышения в министерство трудился Генеральным на АЗЛК, мы сталкивались на совещаниях.

Какое бы расстояние не отделяло горьковчан от московской власти, все прекрасно понимали, что повышение в министерство с такой должности возможно только при получении кресла министра. Даже зам министра — не совсем то, где-то равный уровень. А помощник… Фактически — опала. Но не место красит человека, а человек место. Особенно накопивший лишние банки пентафталевой эмали ПФ-115. Мне же вместо краски требовалась наглость, она — самовосполняющийся