KapitalistЪ - Алексей Стацевич

Голоса смолкли, хлопнула входная дверь, а затем в комнату вошла бледная женщина средних лет с усталыми глазами. Ее темные густые волосы были собраны в пучок, тонкие губы сжались в презрении ко всему миру, а натруженные, мозолистые пальцы нервно теребили клубок шерстяных ниток. Одета женщина была в свободное длинное платье с многочисленными заплатками и фартук.

— Проснулся наконец? — спросила она, и нотки сварливости в голосе разыгрались с новой силой. — Вставай давай, скоро на работу. Одежда в шкафу. Сегодня пойдешь в отцовских штанах, твои еще не высохли. Надо же было так извозиться, остолоп…

Женщина вышла из комнаты, а Иван Андреевич так и остался сидеть в полном недоумении от происходящего. Кто эти люди? Где он находится? Куда делся Мясник? И почему ушедший мужчина называл себя его отцом?

— Неужели… привиделось? Причудилось все? Может, и не было никакого Усикова? Тем более и состояние сейчас действительно такое, будто я вчера… — задумчиво пробормотал профессор и ощупал лицо — ни ссадин от ударов, ни отеков, ни шишек, ни-че-го. И тут его осенило: — А-а-а, ну правильно! Я же вчера пошел День рождения отмечать! Видимо, перебрал, вот и померещился этот упырь. Пьяные бредни, так сказать. Галлюцинации. А я просто перебрал. Или нет?.. Да, точно, перебрал! И каким-то образом очутился в доме этих странных людей. А то, что меня «левый» мужик сыном назвал… да черт его знает, что я вчера по пьяни творил, вообще ничего не помню. Может, у нас с ним какая-то ролевая игра. Главное, чтобы не интимная! — ужаснулся профессор. — Тьфу ты, какая срамота в голову лезет. С похмелья-то!

Он встал с кровати и, по указанию бледной женщины с усталыми глазами, протопал к шкафу, в котором висела и лежала мужская одежда: с полудюжины серых рубашек и штанов, несколько пар ботинок, ремень и единственная кепка. Не найдя взглядом своего костюма, Иван Андреевич протянул руку, чтобы раздвинуть занимающие угол шкафа брюки… и с недоумением уставился на свои пальцы. На свои молодые пальцы!

— Что за ерунда?

Секунду он стоял в замешательстве, а после кинулся к зеркалу. Запнувшись за вешалку, уронил ее сначала на себя, затем, с громким шумом, на пол, услышал с кухни недовольный возглас женщины в фартуке… и увидел наконец свое отражение. Точнее, не свое отражение!

Из зеркала на Крюкова смотрел некий юноша лет восемнадцати-двадцати, с яркими голубыми глазами и светлыми взъерошенными волосами, которые слегка завивались на концах.

Профессор, как зачарованный, провел ладонью по лицу, волосам, а затем, чувствуя под пальцами крепкие мышцы, осторожно ощупал свое молодое тело. Юноша в зеркале повторил каждое его движение.

— Бессмыслица какая-то, — прошептал Крюков, все еще не веря своим глазам. — Как такое может быть?

Но впасть в размышлизмы профессору не дали: в комнату ворвалась бледная женщина с усталыми глазами.

— Ванюша Андрюшевич, — шикнула она, — имейте совесть! Через десять минут на работу выходить, а вы еще не откушали!

— Что? — уставился на нее Иван Андреевич, который пропустил мимо ушей добрую половину слов.

— Жрать, говорю, иди. Одевайся и приходи!

— А во что мне… одеваться? Где мой костюм?

Женщина вздохнула. Повторила:

— Вся одежда в шкафу, кроме штанов. Штаны надень отцовские, твои еще мокрые. — И скрылась в дверном проеме. Оттуда послышалось колючее: — Костюм! Ишь ты, чего выдумал. Может, тебе еще и фрак со смокингом пошить?

Крюков решил не реагировать на последнее замечание и, подумав, что стоять и пялиться на себя в зеркало — не самая лучшая идея для понимания ситуации, последовал совету женщины. Одевшись, вышел из комнаты.

Посередине длинного, но узкого холла, в который попал профессор, стояли почти такой же длинный стол и, вдоль него, деревянная лавка. На которую Иван Андреевич, по молчаливо-раздраженному приглашению женщины в фартуке и уселся.

Пока та суетилась рядом, выставляя на грязно-пеструю скатерть выглядящие малопривлекательными блюда, Крюков огляделся — из холла, освещенного тусклым оконным светом, вели в неизвестность несколько закрытых дверей, из-за которых слышались мужские и женские голоса.

— Как себя чувствуешь? После вчерашнего? — довольно участливо поинтересовалась «кухарка» и, не дожидаясь ответа, добавила: — Когда говорил, что отца не узнаешь… решил подшутить над ним, что ли?

— Да-а, — протянул Иван Андреевич, все еще не до конца понимая, что делать и как себя вести после увиденного в отражении. В его голове, конечно, витала безумная догадка, что происходит, но… она требовала доказательств. Немедленных!

— Ма-ам? — аккуратно позвал он, когда женщина вышла из холла в одну из дверей. Видимо, на кухню.

— Да, Ванюш? — тут же раздалось в ответ.

Значит, все-таки мама, и никакие ролевые игры тут ни при чем.

Первая часть догадки была подтверждена. Оставались еще две.

— Мам, напомни, пожалуйста, а часы в моей комнате… откуда они у нас?

— Опять шутишь? — улыбнулась женщина и выглянула из кухни. Видя, что сын говорит на полном серьезе, ответила: — Так ты же сам за ними ходил. С отцом. К Исмаилу.

— К Исмаилу? — изменился в лице Крюков. — К Кацу?

— А ты знаешь другого Исмаила? К Кацу, конечно, будь он неладен. И отец твой… тот еще бестолочь, пуд сахара тогда за часы отдал. Пуд! Вспомнил?

Вместо ответа Иван Андреевич глубокомысленно поковырялся в тарелке — вторая часть догадки нашла свое подтверждение.

— С расспросами покончено, или ты еще что-то забыл? — протирая несвежим полотенцем чистую тарелку, усмехнулась женщина. — Может, тебе пиявок на спину поставить? Для памяти?

— Мам, а какое сегодня число?

— Ага, все-таки забыл. Девятое.

— Сентября?

— Сентября.

— Воскресенье?

Женщина удивилась:

— Кто ж по воскресеньям-то работает, дурень? Единственный выходной! Понедельник сегодня.

— Вчера же пятница была, седьмое… — пробубнил профессор и задал «контрольный» вопрос: — А год сейчас какой?

На сей раз мама посмотрела на него, как на умалишенного:

— Седьмой.

— Надеюсь, две тысячи седьмой?

Женщина, обдумывая услышанное, так и замерла с тарелкой в одной руке и с выпавшим на пол полотенцем — в другой.

— Совсем сбрендил? — покрутила она пальцем у виска. — А я тебе говорила, что «беленькая» до добра не доведет.

— И все же? — не унимался Крюков.

— Год сейчас, Ванюша, одна тысяча девятьсот седьмой.

Пущенная в цель стрела попала точно в яблочко — трехсоставной пазл-догадка сложился воедино и подтвердил безумную теорию профессора.

— Значит, я все-таки в прошлом, — выдохнул он и сполз под лавку.

Дзыыын-бом.

Глава 6

9 сентября 1907 года, понедельник, Нью-Йорк, США.

Кое-как впихнув в себя невкусный завтрак, Иван Андреевич напялил на голову кепку, и под напутствие матери: «Сегодня не употреблять!» — вышел из