Товарищи ученые - Петр Алмазный

искоса. Смущенная улыбка поплыла по лицу.

— Ну что, — сказала она, — вот и ночь пришла?

— Сказочная, — я с трудом удержал зевоту, чувствуя усталость. — Согласна?

…Конечно, в эту ночь спать нам довелось немного. Но и в самые бессонные минуты я с удовольствием вспоминал, что нахожусь в своего рода «творческом отпуске», завтра мне рано не вставать… то есть не мне, а нам… и правду сказать, я не помню, когда сон наконец принял нас в свои объятия.

А проснулся я уже засветло. Аэлита спала как убитая, что и было понятно. Я будить ее не стал, осторожно встал. Семеныч, надо полагать, уже упорол на работу, не забыв заботливо оставить нам завтрак: разные бутерброды, аккуратно нарезанные ломти пирога с яблоками, а возле плиты стояла цветная жестяная коробочка с грузинским чаем.

Я успел улыбнуться этому, и тут в кухню вошла заспанная Аэлита, благовоспитанно одетая в халатик и шлепанцы.

Естественно, мы обнялись и запечатлели друг другу долгий томный поцелуй — и меня все не отпускала счастливая мысль: как хорошо, что выпали эти несколько часов неожиданной свободы! Воистину, все, что ни происходит, должно вести к лучшему. То есть, к выполнению того, ради чего ты оказался в данном месте в данное время. Сейчас я это сознавал полностью.

Ровно в три пополудни, как договаривались, я был у Пашутина. Тот выглядел заметно измотанным, что и понятно. Меня, тем не менее, встретил очень приветливо:

— А, прибыл! Давай-давай, входи, садись.

Несмотря на явно усталый вид, он выглядел довольным — я это уловил сразу, несмотря на озабоченность шефа: пригласительно махнув рукой, он продолжал бегло писать что-то в рабочем блокноте. И в этот миг зазвонил телефон.

Пашутин снял трубку:

— Да! Слушаю тебя. Не спеши! Вот так. Понял.

С минуту молча слушал собеседника, после чего уложился в четыре слова:

— Да. При встрече. Отбой!

И трубку положил.

Жизнь научила не говорить лишнего по телефону. Да и вообще говорить поменьше. Только по делу.

Я тоже успел усвоить эту мудрость, потому вопросов задавать не стал, а молча ждал, что будет сказано.

Тактика оказалась верной. Набросав еще пару фраз в блокноте, Пашутин обратился ко мне:

— Готов к работе?

— Думаю, вполне. Задание несложное.

— Надеюсь, для тебя да. Мы с Волчковым вчера долго еще толковали, он мне все мозги пропилил о преимуществах научного мышления. Да я это и без него знаю! Но он умеет говорить интересно и доходчиво, прямо заслушаешься… Ну да ладно! Это детали. А тебе задача ясна.

— Конечно. Однако вопросы есть.

— Это естественно, — одобрил босс.

— Как думаете, это совпало так, что у него концерт в Сызрани, или что-то его встревожило? И он сюда вырвался на разведку?

— Ну, так быстро вырваться он не мог. Выступление согласовано еще в начале лета. А вот то, что у него контакт с Рыбиным запланирован — это очень может быть. Задержанных мы расспросили аккуратно. Никто ничего не ведает, и это похоже на правду. Видимо Рыбин с Султановым замыкались друг на друге, и всякий третий здесь был лишний.

— Так это и разумно.

— Так они и не дураки, — Пашутин усмехнулся. — Мягко говоря. Есть опасение, что Султанов насторожится, если не увидит Рыбина. Очень можно допустить, что у них был уговор встретиться в зале. Или где-то возле Дома культуры. И если этот чертов факир не обнаружит… Черт его знает!

Тут меня озарила блестящая, но и тревожная идея:

— Слушайте, Борис Борисыч! А Султанов точно не знает, что Рыбин уже покойник?

— Пока утечки не было. Блокируем. Отслеживаем бдительно. Пока даже слухов не поползло про Рыбина. Уехал в командировку и уехал. Пока версия держится, слава Богу.

— А если Султанов для проверки звонил Рыбину⁈ Домой или на работу… Звонит, а трубку не берут! Что он подумает?

Пашутин усмехнулся, давая понять, что одобряет мою смекалку:

— Мысль здравая. Это мы в первую очередь предусмотрели. На домашний телефон женщину посадили — как бы уехал он и попросил убраться, вот она случайно трубку и взяла. А на рабочем телефоне — там его помощник был. Тоже легенду бы ответил.

— Но…

— Но никто посторонний не звонил. Пара наших местных звонков была, это несущественно.

— Все ясно, — закончил я.

У меня вправду вопросов больше не было. Я убедился, что наши контрразведчики постарались предусмотреть все, что возможно, а вообще все предусмотреть нельзя. И уж как пойдут события — тут не зевай, лови удачу. Но пока все в нашу сторону!

Об этом я тоже говорить не стал, чтобы не сглазить.

Пашутин начал детально объяснять задачу:

— Смотри! Зрительный зал небольшой. Ожидается аншлаг. Вот твой билет. Второй ряд, десятое место.

Он вручил мне самый настоящий входной билет на представление: на плохонькой бумаге, с фиолетовым штампом, с отрывным корешком.

— Имей в виду: билет блатной, можешь оказаться в массовке.

— На сцену вытащат?

— Не исключаю. Надо быть готовым. Вести себя естественно.

Я пошутил:

— Вот и посмотрим, разгадает ли он во мне спецагента!

Полковник шутку принял, ухмыльнулся, но добавил:

— Повторю: веди себя естественно, нормально — и тогда вообще никто в душу не залезет, никакой гипнотизер, никакой прохвост… Ну, еще поговорим об этом, — он кинул взгляд на стенные часы, — а пока, думаю, самое лучшее отдохнуть, сил набраться. Извини, вопрос с другого фланга: ты у Кондратьевых прочно на постой встал?

— Похоже на то.

— Ну и ладно! Я вижу: девушка серьезная, хорошая. Красивая. Одобряю!

Я пожал плечами — типа, разберусь сам.

На том для меня подготовка к спецоперации закончилась. Пашутину же предстояли еще увязки, утряски, и он отпустил меня отдыхать, предупредив, чтобы в 17.50 я был на одном из КПП (контрольно-пропускных пунктов). Стартуем оттуда.

И я пошел к Аэлите, вновь испытывая странное чувство свободы посреди рабочего дня. Не успел привыкнуть. Да и не надо. Отдыхать еще не скоро буду. Впереди работа.

Примерно так и сказал Аэлите, явно ждавшей от меня активных действий — понравилось, смотри-ка! Ладно, заносим себе в актив… Но сейчас надо четко расставить приоритеты.

— Слушай, царевна лебедь! У меня сегодня ответственное мероприятие по линии госбезопасности. Совершенно секретно!

Девушка вытаращила глаза:

— То есть как⁈

— Больше сказать не могу, — отрезал я. — Давай перекусим, но чуть-чуть. Чтобы подкрепиться, но