Поправка курса - Василий Павлович Щепетнёв

На этом всё: номер отдан в типографию, ждите специальный выпуск!

Ну, допустим, допустим. Шествие не получилось, расстрел манифестантов не состоялся. Сегодня не состоялся.

А завтра, через месяц, летом?

Всё висит на ниточке. Положим, удалось спрятать ножницы, и эту ниточку сегодня не перерезали. Но ножницы не единственные, а ещё есть ножи, косы и прочие острые инструменты. Все не спрячешь. А, главное, ниточка и без инструментов лопнет, потому что груз всё тяжелее и тяжелее.

Но разница всё-таки есть. Две капли дождя, упавшие рядышком на водоразделе, могут попасть в разные океаны. То ж с историей — ничтожные нюансы способны привести к разительным последствиям.

Посмотрим. Шеф посмотрит. У него свой синематограф. Весь мир для него театр.

Я дошел до шахматной страницы, которую за сто пятьдесят рублей в месяц ведёт господин Чигорин. Дошёл и отложил — никакого настроения разбирать шахматные партии у меня не было. Не до того.

И тут, словно подсмотрев — или в самом деле подсмотрев — пришел камергер, барон фон Корф и после обмена обязательными любезностями сообщил, что Государь ждёт меня.

А уж я-то как жду!

Коридоры, ковры, картины…

Государь встретил нас в кабинете. Большой кабинет, приятный. С диваном, с биллиардным столом. Книги тоже есть. Сиди, работай. А надоест — покатай шары. Рояля не хватает, чтобы в минуты тягостных раздумий о судьбах родины сыграть бетховенскую «Аппассионату» и тем пробудить волю, прозорливость и энергию. Собачий вальс сыграть тоже можно.

За письменным столом, очень хорошем, сидел государь. В двух шагах от него — человек штатский, судя по всему — доверенное лицо. Известный хирург, восходящее светило, Сергей Петрович Фёдоров.

Государь читал газету. Ту же, что и я. Их тут, думаю, несколько экземпляров выписывают. Одну для Государя, другие для окружения.

При нашем появлении, он отложил газету, привстал.

— Благодарю, что откликнулись на моё приглашение, господин барон, — сказал он мне и указал на полукресло рядом со столом. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Я присел.

Корф поклонился — и ушёл. Не положено ему слушать наш разговор.

— То, что я собираюсь вам сказать, должно остаться между нами, — предупредил Николай.

— Останется, — пообещал я.

— Что вам известно о кровоточивой болезни? Есть ли, по-вашему, способ её излечить? Можете ли излечить её вы? — задал он сразу три вопроса.

— Считается, что законы наследования кровоточивой болезни открыл германский врач Христиан Нассе. Кровоточивая болезнь, она же гемофилия — весьма редкое наследственное заболевание, характеризующееся нарушением свертываемости крови, что ведёт к длительным кровотечениям. При этом возникают кровоизлияния в суставы, мышцы и внутренние органы, как спонтанные, так и в результате травмы или хирургического вмешательства. При кровоточивой болезни резко возрастает опасность гибели больного от кровоизлияния в мозг и другие жизненно важные органы, даже при незначительной травме, — ответил я как по писаному. Собственно, по писаному и говорил. Не я писал, но я читал. Перед командировкой сюда, в это место и это время.

Государь посмотрел на конфидента. Тот помедлил немного, поморщился, разве можно говорить царям, что их дети смертны и даже очень смертны, но кивнул, мол, верно говорит барон.

— Второе. Современное состояние медицинской науки может лишь смягчить и облегчить течение кровоточивой болезни, и то лишь в самой незначительной степени. Больные отданы на откуп судьбе, и никто не может предсказать, когда наступит финал. Наиболее известные случаи гемофилии — это болезнь детей, внуков и правнуков королевы Виктории. Известно с полдюжины больных — прямых потомков королевы. Её сын Леопольд, герцог Олбани, умер в возрасте тридцати лет, весною тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. За прошедшие двадцать лет медицинская наука не продвинулась в отношении лечения этой болезни.

Помрачневший Николай опять посмотрел на советника. Тот с непроницаемым видом кивнул. Да, всё верно.

— И третье, Ваше Императорское Величество. Могу ли я излечить кровоточивую болезнь. Отвечу прямо. В мировом масштабе, то есть ликвидировать болезнь на всей земле — нет, не могу. Могу ли я излечить одного человека? Да, могу.

Николай просветлел. А советник, напротив, состроил презрительную мину.

— Каким же образом, милостивый государь, вы можете излечить одного человека? — спросил он.

— Вопрос стоит — могу или нет. А как — это уже другой вопрос, ответ на который предполагает обоюдное знание таких сторон человеческого бытия, которые пока за гранью обыденных представлений. Вкратце отвечу — если, конечно, Его Император…

— Государь, — перебил меня Николай. — Да, ответьте, пожалуйста, только простыми словами.

— Хорошо, Государь. Организм страдающего кровоточивой болезнью не вырабатывает фактор, способствующий своевременной свертываемости крови. Это наследственное. Я привношу элемент, который исправляет эту оплошность организма. Исправленный организм сам вырабатывает этот фактор. В итоге — любой ушиб, порез или иная травма протекают обыкновенно, как у всякого смертного. Человек здоров. Может ползать, бегать, прыгать, то есть жить так, как захочет. И да, это навсегда. То есть до смерти.

— До смерти? — спросил Николай.

— Люди смертны, Государь. Иногда внезапно смертны. Взрыв бомбы или крушение поезда — тут медицина точно бессильна. Но в отсутствии подобных эксцессов человек доживет до самых-самых преклонных лет в добром здравии и ясном сознании. Я обещаю.

— Да кто вы такой, чтобы обещать? — возмутился конфидент.

— Я Петр Александрович Магель, тридцать девятый барон своего рода. В Эдинбурге после обучения получил диплом врача. Работал судовым доктором на китобойных судах, участвовал в антарктической экспедиции лорда Уитфорда, во время англо-бурской войны работал в отряде Врачей без границ.

— Ну, Эдинбург… — проворчал советник по медицинским делам. — Положим, Эдинбургский университет — заведение серьезное, однако излечивать кровоточивую болезнь там не умеют.

— Я могу излечить не болезнь, но больного. Впрочем, Сергей Петрович, я ведь не навязываюсь. То есть совершенно, — продолжать я не стал. И так понятно, что не навязываюсь. Вот прямо сейчас не только готов, но и просто хочу вернуться в Петербург, на учредительное собрание Синематографического Союза. Оно будет идти всю ночь, собрание. С шутками, песнями, плясками и шампанским.

— Когда бы вы могли приступить к делу? — спросил Николай по существу.

— Раньше начнем — раньше кончим, Государь. Тут откладывать не стоит. Каждый день — это день риска.

— Но вот сейчас… вот прямо сейчас?

— Конечно.

Фёдоров фыркнул.

— Что вам понадобиться для лечения?

— Больной понадобится, Государь. Без больного никак.

— То есть вы готовы начать прямо сейчас?

— Начать и кончить, государь.

— Хорошо. Сергей Петрович, помогите барону Магелю, пожалуйста.

Хирург отвел меня в помещение, где я, сняв смокинг, облачился в белый накрахмаленный халат и белый же стоячий колпак.

— Если вы попытаетесь навредить… — начал Фёдоров.

— Помилуйте, Сергей Петрович, с чего вы решили?

— Нет и не может быть никакого