Андрей Бондаренко - Звонкий ветер странствий

Лаудруп, видя недоумение Егора, извинительно вздохнул и приступил к пространным объяснениям:

– Выйти в Тихий океан можно лишь двумя путями. Либо, обогнув американский континент с юга, либо, пройдя – между Южной Америкой и островом Огненная Земля – этим узким проливом, который в прежние времена назывался проливом Онз-Миль-Вьерж, а нынче именуется Магеллановым проливом. У каждого из этих вариантов есть и свои большие плюсы, и свои же существенные минусы.

– Давай, адмирал, излагай! – подбодрил датчанина Егор. – Я всё пойму, тем более что уже много слышал об этих местах…

«И не только слышал, но и двухсерийный научно-популярный фильм смотрел!», – неслышно для окружающих дополнил внутренний голос. – «В далёком и славном двадцать первом веке, понятное дело, ясный вечер…».

Людвиг невозмутимо раскурил фарфоровую голландскую трубку и задумчиво продолжил:

– Казалось бы, что самое простое – это плыть прямо на юг и огибать мыс Горн, крайнюю точку Южной Америки…

– Названный так в честь голландской деревушки Горн, из которой был родом шкипер Якоб Ле Мер, первым обогнувший этот знаменитый мыс, – не удержавшись, тщеславно блеснул Егор энциклопедическими знаниями.

– Верно! – слегка удивившись такой осведомлённости командора, согласился Лаудруп. – Но у этого легендарного мыса есть и второе, всем хорошо известное название – мыс Бурь. И, как рассказывают уважаемые люди, это совершенно правильное название. Особенно, если на дворе, вернее, на море, стоит поздняя осень или зима. А какое время года у нас сейчас за иллюминаторами? По местным понятиям – как раз – ранняя зима… Ни один десяток кораблей уже попали в эту коварную ловушку. Огибаешь – при устойчивом северном ветре – мыс Бурь, проклятый всеми Богами планеты, и, вдруг, ветер резко затихает, а потом, и вовсе, меняется на южный. На скалах этого мыса-убийцы нашли свой печальный конец многие сотни отважных и смелых моряков…

– Ну, а какие интересные сюрпризы таит в себе Магелланов пролив? – скорчив кислую мину, спросил Егор.

– Если честно, то у этого варианта гораздо больше преимуществ, чем недостатков. Длина пролива чуть меньше четырёхсот миль. Глубина, всё по тем же рассказам, просто отличная. Ширина – в самом узком месте – около трети мили. По берегам пролива имеется много источников отличной пресной воды, в тамошних лесах в изобилии водится разная дичь, есть удобные бухты для ночных стоянок… Сюрпризы и недостатки? Извилистый и относительно узкий маршрут. При сильном южном, юго-западном и западном ветрах, если держишь курс из Атлантики в Тихий океан, то галсами под парусами не походишь – или плотно сядешь на мель, или налетишь на высокие скалы. Мне один знакомый голландец рассказывал, что однажды бриг его хорошего приятеля застрял посередине Магелланова пролива на два с половиной месяца, отстаиваясь в удобной боковой бухте. Но, так и не дождавшись нужных ветров, вынужден был вернуться обратно – в Атлантический океан…

Пребывая в сильной задумчивости, Егор машинально продекламировал один короткий стишок неизвестного автора, вычитанный им в двадцать первом веке – в интернетовском альманахе «Снежный ком»:

Мне мыс Монах, Облупленный и гордый, Сказал, что скоро я Услышу, Как зазвенят костров тугие солнца – На мысе Горн.

– Очень хорошее стихотворение! – серьёзно одобрил Лаудруп. – Только, вот, что это ещё – за мыс «Монах»? Нет на всём этом побережье мыса с таким названием! Хоть на русском языке, хоть на английском, хоть на испанском. Мыс Сан-Диего есть, мыс Обмана, он же – мыс Обманный Горн – есть…

– Не обращай внимания, Людвиг! Это я так, просто пришлось к слову, – невесело усмехнулся Егор, после чего – очень серьёзно и аргументировано – объявил окончательное решение:

– Следуем в Тихий океан – Магеллановым проливом! Это гораздо безопаснее, а с нами – маленькие дети… Не будем рисковать лишний раз. Потеряем месяц-другой – не страшно. Это, ведь, не смертельно…

В первых числах июня месяца корабли эскадры, пользуясь свежим восточным ветром, уверенно вошли в Магелланов пролив. Потянулись бесконечные низкие и песчаные берега, покрытые невысокими хвойными лесами – с редким вкраплением лиственных деревьев.

Через тридцать пять миль после входа в пролив окружающийся пейзаж кардинально изменился – место низеньких песчаных дюн заняли высоченные гранитные скалы, покрытые редкими, но очень высокими соснами и буками, а на юго-западе показались далёкие гигантские горы, чьи вершины были увенчаны шапками белых снегов.

Вокруг было пустынно, и только уже ближе к вечеру на дальних высоких скалах затеплилось несколько ярких костров.

– Наверное, это местные жители, – предположила Гертруда Лаудруп. – Кажется, их называют – «инакен».

– Инакен – это общее, укрупнённое название! – тут же с видимым удовольствием уточнила всезнающая Санька. – Я читала в королевской стокгольмской библиотеке (пока вы, любезные, занимались погрузкой на наши корабли всякой всячины), что в этих местах проживаю туземцы многих племён: патагонцы, арауканы, техуэльче, чайхи…

На ночёвку корабли дружно бросили якоря в тихой полукруглой бухте, ненавязчиво вдающейся в скалистый северный берег. Матросы – по совету Лаудрупа – дружно занялись рыбной ловлей, которая оказалось на удивление успешной. Дети восторженно и дружно визжали, наблюдая, как крупные серебристые рыбины отчаянно прыгали по доскам палубы «Святого Дунстана».

Внезапно всё вокруг погрузилось в серую и мрачную полумглу.

– Ой, как страшно! – испуганно охнула маленькая Лиза Бровкина. – Что же это такое делается, тётя Санечка?

– Ничего страшного, милая! – успокоила Сашенция, нежно целуя девочку в бледный лобик. – Это просто тень. Солнышко ещё не легло спать за горизонт, но над нами нависают очень высокие скалы, вот, весь пролив и оказался – в тени…

– Надо же, какая она серая и страшная – эта Тень! – с уважением протянула Лиза.

А потом день окончательно угас, пришло время бесконечно-чёрной ночи. Безоблачное южно-американское небо тут же покрылось неправдоподобно густой и изысканной паутиной ярких созвездий.

– Папа, а Южный Крест – он же здесь – самый главный? – заворожённым шёпотом спросил сын Петька.

– Самый главный! – подтвердил Егор.

– А зачем он нужен? – поинтересовалась Катенька. – Ну, вообще, зачем?

– Людвиг! – громко прокричал Егор в ночную черноту.

– Я здесь! – прилетел ответ через две секунды.

– А зачем нам нужен Южный Крест?

– Нам?

– Ну, и всем другим…

– Он указывает смелым морякам путь к Южному полюсу. Правда, до этого полюса так никто ещё и не добрался…

– Папка! – тут же хором завопили дети. – А давай, мы первыми доберёмся до Южного полюса? Ну, давай! Хотя бы попробуем…

– Завтра попробуете! – непреклонно расставил всё на свои места строгий Санькин голос. – А сейчас – всем спать! Немедленно!

Ранним утром следующего дня эскадра тронулась дальше. Корабли уверенно – один за другим – продвигались на запад, лавируя, чтобы лучше поймать светло-бежевыми парусами прерывистые порывы северо-восточного ветра. Когда суда плавно поворачивали под гранитными скалами южного берега, то иногда верхушки корабельных мачт слегка задевали за ветви буков и сосен, неосторожно склонявшихся над тёмно-синими водами. Через каждые пять-семь миль в пролив – по обоим его берегам – впадали реки и речки, над устьями которых шумно кружили неисчислимые стаи водоплавающих птиц, в основном, диких гусей и уток.

Ближе к обеденному времени по правому борту (на северном берегу) показались какие-то непонятные каменные развалины.

– Наверное, древнее индейское поселение, – предположил Лаудруп.

Неожиданно со стороны развалин прозвучал далёкий ружейный выстрел, за ним последовал второй.

– По северному берегу бежит человек и размахивает руками! – доложил из марсовой бочки матрос.

Лаудруп, внимательно понаблюдав с минуту за берегом через подзорную трубу, уверенно скомандовал:

– Поднять сигнал об экстренной остановке! Шкоты стравливать, стакселя выбирать, грот взять на риф! Шлюпку приготовить к спуску!

Через тридцать-сорок минут на борт «Святого Дунстана» поднялся новый пассажир – черноволосый и чернобородый пожилой дядечка с худым и измождённым лицом, одетый в некогда нарядную и изысканную дворянскую одежду, теперь превратившуюся в жалкие и неэстетичные лохмотья.

– Дон Аугусто Сервантес! – торжественно и напыщенно представился оборванец, рассыпаясь в элегантных поклонах и приседаниях перед Санькой и Гертрудой, после чего бойко и радостно что-то зачастил по-испански, изредка удивлённо поглядывая на странный флаг – с изображением белой златоглазой кошки. Впрочем, очень быстро сообразив, что испанский язык популярностью на этом бриге не пользуется, он тут же перешёл на классическую матросскую смесь ломанного голландского и ломанного английского – с частыми вставками португальских словечек.