Казачонок 1860. Том 1 - Петр Алмазный

задвигались. Жилистый уже привычно взял меня за локоть, пытаясь развернуть к стене. Я не сопротивлялся, позволил себе сделать шаг, второй. Главное — чтобы руки от пояса подальше держали.

«Ладно, — прикидывал я. — Сейчас бойню здесь устраивать не в моих интересах. Придется, видать, в участок направляться».

— Господин городовой, прошу также свидетелей случившегося в участок препроводить. И в трактире находится мой сопровождающий из станицы. Мне тринадцать лет только исполнилось, — подчеркнул я последнее.

Знал прекрасно, что до четырнадцати лет по законам Российской империи я вообще являюсь недееспособным, и наказанию, если что случится, будет подвергнута семья. А вот через год мне бы вполне могли плетей выписать за оскорбление дворянина.

— Разберемся, — толкнул меня в плечо городовой, похоже, в направлении участка.

Противиться смысла не видел: сейчас мое сопротивление вполне могло сыграть против меня самого. Поэтому шагнул за городовым. Краем глаза отметил, как франт что-то тихо говорит второму полицейскому. Это мне не понравилось. Похоже, расследовать произошедшее никто не собираеться.

Городовой крепко держал меня за плечо и не сводил глаз, будто боялся, что я сейчас растворюсь в воздухе. Я шел ровно, не дергаясь.

Со спины слышались нагоняющие нас шаги второго. Он нарочно чуть отставал: если вдруг что — прыгнет мне на спину.

«Ну да, — подумал я. — Малолетнего преступника ведут, герои».

На месте происшествия осталось с пару десятков зевак. Они тянули шеи, кто-то крестился, кто-то ухмылялся, кто-то шептался. Но казаков среди них не нашлось, да и меня никто не опознал, иначе бы уже давно привели Якова из постоялого двора.

Несколько пацанов лет по десять бежали следом, переглядываясь и что-то шепча. На боку продолжала висеть шашка. И это, пожалуй, одна из проблем сейчас.

Если в участке у меня заберут клинок, вернуть его будет куда сложнее, чем выбраться из всей этой истории. Сейчас они видели только невзрачные ножны, но стоит кому-то присмотреться к стали, к клеймам… То у нее с большой вероятностью появится новый хозяин. И неизвестно, сколько народа придется вырезать, чтобы обратно вернуть.

А ставить крест на своем будущем мне вовсе не с руки. Воевать-то придется с очень непростыми людьми при должностях, а это…

Мы свернули с шумной улицы к небольшому мостику. Он был узкий, доски местами провисали. Под ним журчала небольшая речка Мамайка.

Городовой вел меня ближе к самому краю — ему так удобнее контролировать хулигана. Второй двигался сзади и время от времени косился на воду. Я сделал еще пару шагов, дождался, пока оба городовых на миг отвлекутся.

Метрах в трехстах от нас заорала какая-то баба. Пузатый дернулся, отвлекся на нее, что-то недовольно буркнул под нос. Второй тоже повернул голову.

Я этой секунды и ждал. Одним движением сорвал шашку с пояса, и она полетела в воду. Так это выглядело со стороны. На самом деле я переместил ее в сундук, а на дно полетела одна из трофейных, которую я снял в предгорьях с абрека и готовился продать.

Я даже улыбнуться не успел. Шашка ушла вниз, в мутную воду Мамайки. Падение оружия с моста и всплеск услышали все вокруг.

— Стоять! — заорал городовой так, словно это могло что-то изменить. — Ты что наделал, окаянный⁈

Он дернул меня за плечо, разворачивая к себе. Лицо раскраснелось, ус подрагивал. Я спокойно посмотрел ему в глаза.

— Ничего, — ответил. — Оружие свое прибрал.

Он даже рот приоткрыл от такого.

— Чё-о?

— Шашка родовая, — пояснил я, не торопясь. — В участок с ней идти не собираюсь.

Я дернул плечом, показывая на воду:

— Когда отпустите, приду, достану. Вон, и место запомнил.

За моей спиной зашуршали, второй городовой подался к самому краю, вглядываясь в воду. С лица у него мгновенно слетела скука. Глаза забегали, было видно, что уже строит планы, как ее достать самому.

— Ты, малец, больно хитёр, — сказал он. — Думаешь, спрятал?

— Думаю, что так, — ответил я.

Не стал я больше ничего говорить, хотя съязвить хотелось. Но включил логику и не стал еще злить городовых.

Пузатый зло фыркнул, глядя на меня:

— До участка дойдешь — там поговорим, казачонок. И за неповиновение… и за хищение оружия.

— Какое хищение? — искренне удивился я. — Мое оружие — где хочу, там и храню, — пожал плечами.

Сзади прыснул кто-то из зевак, тут же кашлянув, прикрывая лицо рукой. Второму городовому это явно не понравилось. Он оторвался от воды и медленно выпрямился.

— Пантелей, — сказал он первому, — веди этого умника дальше, разберемся.

Городовой толкнул меня вперед.

— Шагай, — пробурчал он. — Недалече осталось.

Минут через пять показалось одноэтажное здание участка. Стены когда-то белили, но местами штукатурка облезла, кирпич наружу полез. Над дверью — вывеска с облупившейся краской: «Полицейский участок». Во дворе — жердь для коней, привязанная парочка лошадей, сбоку стояла телега.

У ворот торчал караульный, на лавке у стены сидел еще один городовой и лениво курил, выпуская дым кольцами. Между ними сновал босоногий пацан в порванной рубахе, прижимая что-то к груди.

— Задержанный, ступай, — коротко бросил Пантелей, толкнув меня к двери.

Внутри пахнуло спертым воздухом, чернилами и чем-то кислым, вперемешку с потом. За столом у окна сидел сухой мужичок в сюртуке, на носу очки. Перед ним — толстая книга, чернильница, песочница.

— Ваше благородие, — вытянулся Пантелей, — доставлен казак за оскорбление высокородия Алексея Петровича Брянчанинова и сопротивление при задержании.

Он произнес это так, будто вслух прочитал приговор. У сидящего за столом после фамилии бровь поползла вверх.

— Фамилия? — не поднимая глаз, спросил сухой.

— Прохоров Григорий, станица Волынская, — отбарабанил городовой вместо меня.

Я вдохнул, собираясь открыть рот.

— Свидетели есть, — быстро вставил я. — Народ на улице все видел. И сопровождающий мой в трактире…

Столоначальник наконец поднял взгляд. Глаза усталые, равнодушные.

— Разберемся, — оборвал он. — Ведите в арестантскую.

— Господин Брянчанинов… — начал было жандармский унтер, который тоже вошел следом.

— Я в курсе, — сухо сказал столоначальник. — Мне передали.

Он чуть поморщился.

— В общую его. Пущай посидит, охолонет.

Меня снова развернули лицом к двери.

Из-за перегородки вышел еще один — здоровый, плечистый, в поношенной форме без знаков различия. На поясе связка ключей и дубинка.

— Ну что, казачонок, пойдем знакомиться, — хмыкнул он.

Мы стали спускаться в полуподвальное помещение. Коридор был узкий, стены заляпаны чем-то. Под потолком коптила масляная лампа.

С одной стороны, тянулись три тяжелые двери, окованные железными полосами, каждая — с маленьким окошком-волчком. С другой — голая стена. Пахло сыростью, потом и мочой.

Мы остановились у третьей двери. Надзиратель звякнул связкой, отодвинул засов и сперва открыл волчок. Заглянул внутрь, прищурился.

— Живы, арестанты? — протянул он.

— Куда ж мы