Псы Господни - Олег Велесов

Марго выплеснула остатки вина мне в лицо. Его вкус подействовал отрезвляюще.

— Остынь, бастард.

Ни голос, ни взгляд её не изменились. Она как будто не услышала того, что я сейчас наговорил. А мне стало стыдно. Чего я несу? Я же… я вообще так никогда… и вдруг…

Наина снова взяла меня за локоть и потянула.

— Идём, пока на твой крик весь бегинаж не сбежался.

Она довела меня до калитки и кивнула на прощанье:

— Придерживайся крестов на церкви Сен-Пьер-о-Ноннен. Дойдёшь до неё, а дальше разберёшься, — она покачала головой. — Как же тебе вино в голову ударило.

Я развёл руками: не только в голову, но и в лицо. Мля… Я так хотел увидеть Марго, пообщаться, забацать парочку красивых шуток, а вместо этого наорал на неё, наговорил глупостей, гадостей и был с позором изгнан. Но за что? Я всего лишь спросил, почему она решила помочь мне. Прав Щенок: дура! Пошла она нахер.

Глава 20

В ворота постучали. Гуго открыл и получил древком алебарды в пах. Согнулся и молча повалился на землю. Щенок увидел это, стрелой бросился в дом. Захлопнул за собой дверь и завопил:

— Напали! Напали!

Я валялся в кровати, читал Библию, повышал умения пользования латыни. Услышав крик вскочил, и босой, в шоссах, с мечом скатился по лестнице в зал. В окно лез наёмник. Не раздумывая, рубанул его под основание шеи. Наёмник удар заметил и отпрянул, но не устоял и рухнул на спину. По двору разлетелось дребезжание.

— Где Гуго? — крикнул я.

Бледный от страха Щенок указал пальцем на дверь:

— Та… та…

Я осторожно выглянул из-за откоса. Двор наполнялся вооружёнными людьми. Это были не какие-то обезличенные люди, на каждом сюрко с гербом: белое поле с виноградной гроздью.

— У кого на гербе виноград?

— Шлюмберже.

Ага, вот кто пожаловал. Но вряд ли он действует по запросу мастера Батисты, скорее всего, это обещанный тем коричневым визит сеньора. Прибыл на разборки? Быстро. Да ещё латников с собой взял. Дверь у нас хорошая, дубовая, но её вынесут за минуту. Можно подвинуть стол, подпереть, однако надолго это атакующих не удержит. Плюс окна, ставить к ним некого. Короче, первый этаж мы проиграли.

Я махнул рукой:

— Наверх! Быстро!

Мама, Перрин и Щенок начали подниматься. В окно попытался забраться ещё один латник, без особого напряга я вогнал острие меча ему в глаз. По ту сторону стены поднялся вой:

— Пьер убит! Пьер… Господин!

— Ломайте дверь! Где арбалетчики⁈

У них ещё и арбалетчики. Совсем замечательно.

По двери ударили чем-то тяжёлым, похоже, нашей тренировочной колодой, и я быстро поднялся на второй этаж. Щенок вынес мне из комнаты обувь и котту. Я оделся — встречать гостей голым как-то неприлично — и встал возле выхода с лестницы. Шум усилился. Сколько их там? Две, а то и три дюжины. Такую ораву вооружённых людей в одиночку не удержать, да и вдвоём с Гуго не удержали бы. Гуго жалко. Что с ним? Но больше всего я переживал за маму. Меня в лучшем случае зарубят, а её… Её должны пощадить. Кто бы чего ни говорил, но она благородная дама и если с ней что-то случится, этого губошлёпа Шлюмберже обвинят в недостойном отношении к женщине. Суд его так или иначе оправдает, но ни на один турнир уже не пустят. Для него это позор. Так что он сделает всё, чтобы пострадал только я. Однако в запале боя чего только не случается, тем более что простому латнику плевать на турниры, его так и так не допустят до участия.

Внизу послышался топот, крики стали ближе. То ли выломали дверь, то ли влезли через окно и открыли. Загрохотал переворачиваемый стол, посыпалась посуда. Часть атакующих направились на кухню, остальные полезли вверх. Лестница задрожала под их тяжестью. На меня уставился бородач, мигнул и заорал:

— Здесь он, здесь!

Лестница была узкая, и атаковать шлюмбержи могли исключительно по одному. Бородач выставил перед собой алебарду, места для замаха не было, и начал тыкать в меня острым концом, надеясь отогнать подальше и подняться на площадку. Облегчать ему задачу я не собирался. Хотите убить меня? Ради Бога. Но придётся потрудиться.

Я шагнул назад, вытягивая бородача на себя, и резко подался вперёд. Перехватил алебарду за древко, отвёл в сторону и провёл прицельный укол в голову. Снова попал в глаз. Тело бородача запрокинулось и упало на тех, кто подталкивал его снизу. Послышался грохот, нападающие покатились по ступеням.

Два-ноль, плюс у меня теперь есть алебарда. Я перехватил её поудобней. Следующий, кто попытается подняться, получит хороший удар в грудь.

Следующим оказался арбалетчик. Он перепрыгнул через кучу копошащихся внизу тел и поднялся до середины лестницы. Ждать, когда наведёт на меня арбалет и выстрелит, я не стал, размахнулся и метнул алебарду. Пика вошла, как и было обещано, в грудь, пробила кольчугу и отбросила его на первый этаж.

Три-ноль!

Но порадоваться своим достижениям я не успел, рядом в стену со скрежетом ткнулись два болта, оцарапали камни и с трезвоном отскочили мне под ноги. Я пригнулся, и пока арбалетчики перезаряжались, выглянул из-за балюстрады.

Вся армия Шлюмберже собралась возле лестницы и в зале. Так и есть, две дюжины, за вычетом троих. Двое валялись у первой ступени, третий должен быть на улице. Самого Шлюмберже я не увидел, но слышал голос:

— Бараны! Стадо баранов! Вы не можете взять одного. Одного! Этого тупого рыжего ублюдка, который и меч-то правильно держать не способен! Я плачу вам пять ливров в год. Каждому! Кормёжка, одежда, а вы… живёте за мой счёт! Бараны! Стадо безмозглых баранов! Убейте его уже наконец.

Дождавшись момента, когда он заткнётся, я крикнул:

— Шлюмберже, а сам убить меня не хочешь? Или ты только за слугами прятаться способен?

Если получится заговорить его, потянуть время, появится шанс продержаться. Мне надо всего-то минут двадцать. То, что вытворял сейчас Шлюмберже, даже по средневековым законам считалось беспределом. Скоро должна появиться городская стража и остановить его. А там уже будем думать, что делать дальше. Вот только как продержаться до их прихода? Младший Шлюмберже вспыльчивый, но не глупый, он прекрасно понимает, что если у меня есть двадцать минут, то и у него тоже только двадцать минут.

— Скоро сдохнешь, бастард! — выдал он ответ на