Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин

Тот самый, которого вытащили вторым. Он выглядел бодрее и злее своего товарища. Слова-то я его понял, а вот как ему ответить на английском, которого я особо не знал, пока было сложно.

— Ну, не в Канзасе точно, — ответил я на языке американца, но с очень большим акцентом.

— Я вас призываю выполнять нормы международного права. Согласно им… — начал говорить американец, но я его перебил.

— Ой, заткнись! Ты про международное право бы лучше думал, когда Ливию бомбил, — на русском ответил я, выглядывая в иллюминатор сдвижной двери.

Три японских внедорожника белого цвета с матовыми стёклами остановились на дальней стороне стоянки.

В нашем направлении шли люди, которые явно были не из международных организаций. Никаких погон, никаких знаков, суровые и смуглые лица арабской национальности. Меня обошёл Карим и потянулся к двери.

— Стой. Пока не надо, — остановил я Сабитовича.

Карим присел на лавку и тоже посмотрел на приближающихся ребят. В грузовой кабине на палящем солнце становилось всё жарче. Открытая дверь не спасёт, но это позволит нам поговорить спокойно.

— Не военные? — спросил Карим.

— Нет. Мухабарат Эль-Джамахирия, если быть точным.

Сагитович покачал головой, взглянув на двух американцев.

— У нас те, кого они захотят забрать. И мы ничего не сделаем, Саныч, — выдохнул Сагитович.

— Разве? — посмотрел я на Карима, но тот только пожал плечами.

Ливийцы двигались медленно, ровно, глаза прятали за чёрными очками. Наверное, все работники спецслужб всего мира ведут себя одинаково — оценивающе, холодно и безэмоционально.

Впереди группы шагал Мустафа Махмуди, держа руки за спиной. Несколько человек разошлись в разные стороны. Как будто в попытке окружить вертолёт.

— Если отдадим пилотов, мы их больше не увидим. А у американцев наш лётчик, — ответил я, убирая защёлку на двери.

Щелчок раздался эхом в грузовой кабине. Два связанных пилота начали дёргаться, пытаясь освободить руки и ноги. Как будто побег им сейчас поможет.

— Пистолет при тебе? — спросил я.

Карим показал мне американский Кольт, а за спиной послышались шаги Кеши.

— Саныч, я за тебя хоть куда, но мы с двумя пистолетами оборону долго не удержим, — произнёс Кеша.

Я опустил ручку сдвижной двери и сдёрнул её с места. Ещё раз повернулся и посмотрел на свой экипаж. Вид у них и правда был очень боевой.

— Чтобы сейчас не происходило, из вертолёта не выходить. Дверь закрыть, и рядом с иллюминаторами не светиться, — ответил я.

— Командир, как скажешь. Только… ты уверен, что мы не зря сейчас вступаем в международный скандал? Наш лётчик живой? — спросил Карим.

— Сагитович, я и за мёртвого готов авианосец потопить. А уж поскандалить — это «за здрасти», — ответил я и отодвинул полностью дверь.

Жар сразу ударил в лицо. Палящее солнце заставляло воздух буквально дрожать над бетоном. Запах керосина и нагретого железа был повсюду. Я ступил на бетонную поверхность стоянки и сразу же закрыл дверь.

Тут же услышал, как мои ребята закрыли защёлку. Защита, конечно, не самая надёжная, но какая есть. Не думаю, что ливийские «чекисты» будут брать Ми-8 штурмом.

Я повернул голову в направлении самолётной стоянки. Вдалеке был виден силуэт МиГ-29. Его сейчас закатывали в один из ангаров. Можно было кричать и звать на помощь наших техников, но лишней опасности для своих людей я не хотел.

А вот дождаться появления кого-то из командования — более реальный выход из ситуации. На столь открытый конфликт ливийцы не пойдут.

Ливиец Махмуди был в сотне метров от меня. Шёл и широко улыбался, будто готовится встретить старого друга. Я же продолжал слушать дуновение ветра и как остывают двигатели вертолёта. Треск металла отдавался в ушах сильнее, чем любая речь.

Мустафа был уже совсем рядом, когда я посмотрел по сторонам. В данный момент вокруг меня оказалось несколько человек. Все они будто бы держали меня в окружении.

— Александр, я рад вас видеть, — громко поприветствовал меня Махмуди, поправляя солнцезащитные очки.

Он по-прежнему двигался ко мне королевской походкой, размахивая руками словно плетьми.

— Не могу ответить вам тем же, господин Махмуди.

— Ну, не стоит! Вы же наши друзья. Советский Союз сделал многое для Ливии. И ещё сколько сделает…

— Теперь сомневаюсь, — тихо ответил я.

Обступившие вертолёт и меня ливийцы начали сужать кольцо, сделав несколько шагов ко мне. Махмуди очки не снимал, но уже не улыбался. Уголки его рта слегка дёрнулись.

— Майор, то что сегодня произошло, без расследования не останется. Все официальные выводы будут сделаны. Ещё нужно понять, каким образом советские самолёты оказались в зоне действия нашего ПВО. И сбили ли мы его, — развёл руками Мустафа.

— Само собой. Следствие покажет, — кивнул я.

Махмуди улыбнулся и махнул рукой своим коллегам. Трое человек, одетые «с иголочки» двинулись к сдвижной двери.

Я тут же сделал два шага назад и встал вплотную к вертолёту. Кончиками пальцев задел нагревшуюся обшивку фюзеляжа и тут же почувствовал сильное жжение на подушечках.

Ливийцы остановились, не решаясь сделать ещё хоть шаг в моём направлении. Мустафа поджал губу и снял очки.

— Александр, в чём дело? Мы хотим забрать американских преступников, которых вы…

— Выловили из моря. Всё верно, господин Махмуди. Поэтому их допросят представители наших компетентных органов. Эти люди нарушили законы Советского Союза. Судить их будут у нас.

От былых улыбок и спокойствия на лице Махмуди ничего не осталось. Не знаю, насколько важны для Ливии два этих американца, но для вызволения советского лётчика они важны больше.

— Вы идёте против Ливии, господин Александр. У меня приказ доставить этих двоих янки на допрос. И я это сделаю, — сквозь зубы ответил мне Мустафа.

— Как только прибудет представитель советских компетентных органов, с ним данную проблему и обсудите.

Махмуди начал хохотать, посматривая на своих подчинённых.

— И что ты сделаешь, майор? Улетишь? Не успеешь, мы тебя раньше собьём и никто ничего не узнает. Простая авария или катастрофа.

Риск есть. Но я и не собирался пользоваться Ми-8 для побега. Я вообще о побеге не думал. Просто тянул время.

— Но и американцев вы не получите. Я даже не знаю, что больше разозлит Лидера Революции гибель от руки ливийцев ценных пленников или советского экипажа.

Мустафа убрал очки в нагрудный карман и подошёл вплотную. Чтобы разговор никто не услышал.

—