Гений автопрома - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Я каждую облазил снизу доверху, проверил каждое соединение. Лично регулировал развал-схождение, замки дверей, стеклоподъёмники, зазоры капота и вообще лез во всё, что настраивается при финишной сборке машин, на каждой нарезал тестовые круги, пока не убедился, что мы сделали тестовую партию клонов «Тойота Ленд-Крузер 3.0D» со слегка изменённой наружности и полностью аутентичной внутрянкой.

Что грустно, коробку, раздатку, амортизаторы, рессоры, мосты, рулевое несложно раскидать в виде заказов по агрегатным заводам, уже получившим подобные задания по программе замещения УАЗа. А вот двигатель — малонагруженный и низкооборотистый, с нижним расположением распредвала, то есть отдалённо напоминающий старые моторы под «волгу» и УАЗ, был волевым решением отдан на ЗМЗ. Мои вопли, что там не выйдет ничего путного, не возымели отклика. Оборудование для изготовления коленвалов не было обновлено, поэтому нарушение центровки и неизбежное биение остались, как и ужасное качество литья. То есть, несмотря на затраты по приобретению лицензии на изготовление пусть не новейшего, но весьма надёжного и отработанного двигателя, на выходе автопром получил родного братика волговского уродца.

Что делать? Плюнуть на дизель, коль его нет. Я снова полетел в Уфу договариваться о поставках в Азербайджан двухлитрового 5-цилиндрового двигателя VVT. Некоторая перенастройка фаз газораспределения в ущерб мощности, но в плюс тяговитости, и мотор будет! А с ним — самый комфортабельный рамный внедорожник СССР и гордость НАТО в исполнении для Турции, получивший в Анкаре гордое имя «Аскер».

Пять «аскеров» отправились за рубеж, из-за остальных пяти я выдержал очередной бой, настаивая, чтоб их отдали в расквартированную в Азербайджане воинскую часть, в крайнем случае — в милицию, то есть для работы в реальных условиях с фидбэком о выявленных эксплуатационных недостатках. Оказалось, все пять уже обещаны «большим людям».

Я пробился к Алиеву на личный приём. Он несколько раз повторял: если что-то пойдёт не так, звони мне напрямую, но я не злоупотреблял, это был всего второй раз, первый касался навязываемых заводу кадров из числа родни этих «больших людей».

— Гейдар Алиевич! А если кто-то из ваших «больших людей» просто убьётся на сырой машине? Вспомните, сколько мы раз переделывали «руслан», пока я не пригнал вам первую партию из Ижевска, уверенный, что сам не погибну в пути и вас не подведу.

— Но вы же проверяли пробную партию?

— Да, лично. Но я не знаю, не треснет ли рама после 5 тысяч по горным дорогам. Не перетрётся ли тормозной шланг, потому что проложен со смещением на сантиметр по сравнению с «тойотой». Крепёжное отверстие смещено на миллиметр, возникнет напряжение в металле, потом скажется усталость металла, и рычаг оторвётся на скорости 120, представляете? Для того и замучиваются до смерти опытные партии. Потом предсерийные, то есть собранные уже на конвейере, но малым числом, чтоб выявить недостатки технологии сборки. Мы сделали машину меньше чем за год! А это не клон «тойоты» один в один, и дальше мы будем вынуждены ещё больше отходить, переводя на советские комплектующие. Пока не отработаем на совесть, прошу во имя Аллаха, Христа или товарища Карла Маркса не подпускайте к «лейле» сына или кого-то из близких. Не отмолим этот грех.

Видно невооружённым глазом: первый секретарь сам приложил руку к распределению первой блатной пятёрки. Очень не хотел уступать. Наверно только упоминание сына, а, быть может, Аллаха, я так думаю, сподвигло его пойти на попятную.

— Когда я им могу обещать?

— Через год… Примерно. Скажите, что для особо ответственных товарищей оборудуем внедорожники кондиционерами. Импортными, не бакинскими, простите.

— Конечно! — в плане выбора кондишнов Алиев был полностью со мной солидарен. — Хорошо. Ещё один вопрос, Сергей Борисович. На заседании Политбюро поднимался вопрос об участии сразу трёх советских команд в ралли Париж-Дакар. Вы в курсе?

— Конечно. Сам тренирую команду, представляющую УАЗ. Разумеется, от УАЗа только кузова, и то переваренные.

— Вы не поедете в Париж?

— Я — невыездной после скандала в Румынии… — замялся, а потом сказал себе, что нет резона таить свои планы. Иначе не объясню впоследствии, почему на месяц исчез с радаров. — Но, честно говоря, пытаюсь попасть в команду. Под видом эстонского гонщика Яакко Туманена.

Вкратце рассказал, отчего отлучён от заграничных турне и как намерен изображать эсто-онца.

— Вот почему у вас поросль на лице как у бродяги… Сергей Борисович, кто ещё в курсе вашей инициативы о подмене штурмана?

— Только заведующий отделом ЦК автомобильной и сельскохозяйственной промышленности Игорь Иванович Милишкевич.

— Знаю его.

— Он пока не дал согласия. С кем ещё поделился моим предложением — не могу знать.

Алиев катнул по поверхности стола карандаш и сунул его в письменный прибор. Что-то обдумывал и занимал руки простым действием.

— Мне он не откажет. Езжайте, но с условием: когда начнётся массовый выпуск «лейлы», подготовьте заводскую команду по ралли, — он, сверлящий меня довольно тяжёлым взглядом, вдруг улыбнулся и добавил: — Немного подправим нос, перекрасим волосы, будете заправским гонщиком родом из Азербайджана!

Могу только догадываться о тузах в его рукаве, возможно — какой-то КГБешной компре на бедного Игоря Ивановича, только тот при следующей нашей встрече до приторности стремился быть милягой.

— Опытный спортивный юрист подсказал выход, если вас разоблачат. В заявке команды указаны только имя, фамилия, название команды, страна. Имеет же право советский человек поменять имя? Отныне ты — Яакко Туманен 1950 года рождения, уроженец Орловской области, отец троих детей. Тот эстонский Яакко на два года моложе, холост, бездетен, родился в Таллинне. Поэтому если у кого-то возникнут вопросы, то выходит — просто попутали. Мало ли в СССР Туманенов?

Мало ли в Бразилии Педро?

И последний вопрос: интересно, это Алиев ему ввёл в уши про юридический крючок или количество посвящённых в нашу странную тайну растёт?

Не важно, я — на ралли. Моя опала со смещением с поста и тут сыграла в плюс. Скандал с директором АЗЛК или с замминистра — это эпик фейл государственного масштаба. А какой-то директор ЦКБ…

Лишь бы, раскусив подмену, меня не прихлопнули.

А как Вале сообщить? Моя небритость и нестриженность уже вызвала вопросы. Пожалуй, тянуть не стоит.

Эпилог

Эпилог

Январь в Париже ничуть не напоминал хвалёную еврозиму, минус стоял конкретный, и я шастал в трикотажной маске, весьма