Троецарствие - Иван Алексин

город на пару месяцев раньше под свою руку взял и посылать туда кого-то для администрации Шуйского больше не имело смысла. Вот и застрял неуживчивый дьяк по прозвищу «Кол» в Москве, оставшись практически не у дел. И сегодня, среди прочих, пришёл к государю поклонится. Ну, мне то его характер до одного места; тут перед государем свой норов показывать не принято. Вот я и решил его к себе в секретари пристроить. Дело своё Семёнов хорошо знает, а я заодно за тем, как его труд пишется, присмотрю.

— В первую очередь, — заявил я, замершему передо мной дьяку. — Воззвание к народу напишешь. Дескать я, Фёдор Борисович Годунов, с Божьей милостью вернул себе отчий престол на Москве. Далее напишешь, что опалы на свой народ, за то, что в обман Гришки Отрепьева поверили и сему расстриге поклонились, не держу и ту вину, всем, кто в своей неправде покается, прощаю. Но теперь под Москвой другой вор, в царские одежды обрядившийся, стоит. Упомяни, что это скрытый еврей. Что он за помощь обещал латинянам католичество на Руси ввести, а польскому королю Смоленск с Псковом отдать. Что тайный договор с ляхом Ружинским заключил, о том, что половина всего, что в Москве есть, его будет. А покуда, в качестве платы, ляхам да казакам все города и деревеньки нещадно грабить дозволил.

— Вот же нехристь проклятый! — не удержался дьяк и тут же сам испугавшись своей несдержанности, сполз коленями на пол: — Прости, царь-батюшка, за язык мой поганый.

— Далее запоминай, — отмахнулся я, с трудом удержавшись от сакраментальной фразы: «Встань, Федя. Я тебя не виню». — Об Филарете, обскажи. Что сей старец в патриархи без всякого церковного собора, евреем-самозванцем выкликнут. И за это, сей Филарет, все эти договоры тушинского вора с ляхами да иезуитами благословил. Всё понял ли?

— Да государь.

— Ну, и в конце призови все города собирать ополчение для борьбы с иноземцами, что пришли на нашу землю грабить и убивать. А я, ради такого дела, пятую часть всего, чем владею, пожертвую. Как сделаешь, мне потом прочтёшь, что написал. Мы это воззвание по всем городам и весям разошлём.

— Всё со всем старанием исполню, царь-батюшка.

Старайся, старайся, а я потом посмотрю, что у тебя получилось. Мне рядом с собой грамотный, думающий секретарь нужен, а не простой писец. Так что эта работа для тебя своеобразным экзаменом будет.

— Ещё напишешь послание воеводам в Смоленск, Владимир и Коломну, с требованием привести эти города под мою руку.

— А в Переяславль Рязанский?

Нет, всё-таки секретаря я себе правильно выбрал. Этот простым исполнителем не будет. Этот всё, что я ему говорю, анализирует и, вон, даже спрашивать осмеливается.

— А в Рязань мы ничего писать не будет, — весело оскалился я. — Словно и нет её, Рязани той. Это для Прокопки Ляпунова даже пострашней прямых угроз станет. Вот и пусть теперь сидит и думает. Хотя, — на мгновение задумался я. — Какого-нибудь дьяка с воззванием мы в Рязань всё же пошлём. Вот и посмотрим, осмелится ли помешать рязанский воевода, ему царское воззвание перед народом прочитать. Всё понял?

— Понял, Фёдор Борисович, — поклонился Семёнов и неожиданно продолжил. — Если Владимир и Коломна под твою руку уйдут, Переяславль Рязанский, как до того с Москвой было, между двух сил зажата окажется. Есть о чём Ляпуновым задуматься.

— Верно, — кивнул я своему секретарю — Ещё будет нужно послание патриарху и царевне Ксении написать, чтобы в Москву перебирались. Но то, я тебе сам вечером надиктую. Ступай.

Дьяк, поклонившись, направился было к двери, замер возле неё, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и всё же не удержался, развернулся к выходу спиной.

— Дозволь слово молвить, государь.

— Ну, молви, — удивился я.

— Может то воззвание, что я напишу, ещё и к ворам в Тушино отправить? Как узнают православные, что еврей с ляхами русскую землю промеж себя делят, глядишь и опомнятся; уходить от самозванца начнут.

— Пошлём и в Тушино, но чуть позже, — усмехнулся я. Не рассказывать же дьяку об намеченной операции под кодовым названием «Марина Мнишек». Не настолько я пока Семёнову доверяю. — Ступай.

Следом за дьяком стал собираться и я. Вновь одел под шубу латный доспех, зарядил пару колесцовых пистолетов. Очень уж с непростым собеседником мне встреча предстояла. Тут никакие предосторожности лишними не будут. Поэтому на подворье к Фёдору Мстиславскому сначала ввалилось больше сотни рейтар Ефима (царским стременным я, пока, не доверял), а затем, уже въехал и я в сопровождении рынд и холопов Грязнова.

— Честь то какая, Фёдор Борисович! — всплеснув руками, поклонился мне Мстиславский. — Вот только не ждали мы тебя, государь. Как бы мне не осрамиться на старости лет!

Ага, как же, осрамишься ты! Этакие хоромы и с царским дворцом роскошью поспорить могут. Всюду золото, бархат, ковры персидские. Богато живёт князь, ни в чём себе не отказывает. Хотя, если с другой стороны посмотреть, по другому и нельзя. Как-никак первый думный боярин. От самого Гедимина свою родословную ведёт. Тут даже простой намёк на скудость в интерьере, уроном чести будет.

— Уж прости за нежданный визит, Фёдор Иванович, — как можно радушнее улыбнулся я. — Разговор у меня неотложный, а ты в Кремль не спешишь. Вот пришлось самому тебя навестить.

Ага. Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе. И взрывает её ко всем чертям! Зачем ему такая гора?

— Уж не приболел ли ты часом, Фёдор Иванович? — участливо поинтересовался Грязной. — Сказывают, что на Москве половина бояр животами маются.

— Мне, и вправду, с утра недужится, государь, — метнул в сторону бывшего опричника убийственный взгляд боярин. — Насилу поднялся поутру. Но завтра на крестоцелование обязательно приеду.

— Так что, князь, сказывают, что у тебя в подклети (кладовая) несколько бочек с отменным заморским вином стоят. Угостишь гостя? А за кубком и побеседовать можно.

Я прошествовал вслед за князем в отделанную бархатом повалушу, кивнув на жест хозяина, сел во главе стола. По бокам расположились Мстиславский и Грязной. Рынды расположились за моей спиной, а холопы во главе с сыном Грязного, Тимофеем, встали у стены, контролировая вход в зал.

Нет, если честно, никакого покушения на себя я не ожидал. Не тот человек Мстиславский, чтобы так подставляться. Хитрый и расчётливый политик, князь