Штатский - Юрий Ра

— Чего, сходим посмотреть?

— А пошли!

След привел их к разбитому и явно расстрелянному с самолета грузовику. Это была полуторка с фургоном, уткнувшаяся в дерево своим радиатором. Причем так уткнувшаяся, что было видно, без хорошего ремонта она уже не поедет.

— Суки с самолета обстреляли, из пулеметов. Водитель по газам дал и в лес. — Читал историю по видимым признакам Василий. — Как нас тогда. Водитель сколько мог гнал между деревьев, а потом сомлел от ран. Или умер.

Дверцы кабины открывать не решились, через побитые стекла было видно и так. В кабине сидели, навалившись вперед, два полуразложившихся мертвеца. Один из них в милицейской форме обнимал брезентовую сумку.

— Да уж. — Только и сказал Парамонов. — А ведь у него может быть оружие. Придется беспокоить.

— А так бы не стали? Похоронить надо бы.

— Это им как-то поможет? Да и лопаты у нас нет. Не знаю. Разве что потом вернемся. Так-то ты прав, да.

Александр аккуратно открыл дверцу и начал расстегивать на убитом пояс с кобурой, стараясь не дышать. Сумку, которая сильно при этом мешала, он выдернул из рук и бросил себе за спину. На удивление на одежде и сумке крови почти не было. Видимо, пуля, доставшаяся этому мужчине, оборвала его жизнь моментально. В отличие от водителя, с которого натекло много, весь пол был залит почерневшей застывшей кровью.

Портупея мешала стянуть пояс, так что пришлось повозиться, вытягивая его из петелек. А потом кобура с револьвером просто выпала на траву.

— Ага, знакомый инструмент. Еще бы патроны были к нему.

Патронов оказалось мало: семь штук в барабане и столько же в кармашке кобуры. Надеясь найти что-то полезное в сумке, Парамонов полез её открывать. Сумка была странная, только сейчас он понял, на что она походит — блин, в таких возят выручку в банки! Пломб не имелось, так что он открыл замочки-зажимы со спокойной душой: не опечатано, не прошнуровано, не пересчитано, как бы. Поверх пачек с деньгами в сумке лежало главное сокровище — пачки с патронами к «Нагану».

— Видел, Василий, чего у нас! Патроны к револьверу, не зря мучился.

— А деньги, это неважно?

— Какой с них толк, с денег? Сейчас всё решают патроны.

— Ну не знаю, меня жизнь учила, что деньги всегда деньги. И давай в будке посмотрим, вдруг и там что-то полезное есть.

Полезное в будке было. Более всего Парамонов боялся отыскать нам мертвую кладовщицу или бухгалтершу — пронесло. Там оказалась, как говорили в Гражданскую войну, мануфактура. А если выражаться нормальным человеческим языком, то готовая одежда вполне человеческого ассортимента. Содержимое какого-то магазина гражданской одежды. Причем тут мёртвый милиционер, с какого боку банковский саквояж? Спросить было не у кого, нести было не в чем. То есть у каждого за спиной нормальный (по меркам того времени) вещмешок под трофеи. Парамонов с тоской вспоминал настоящие рюкзаки своей эпохи, в которые может поместиться столько добра, сколько не унести. Но чего нет, того нет, народ в сороковые неизбалованный, он представить не может такого объема вещей в одни руки. Луковица, шмат сала, полкаравая хлеба, смена белья — и ты готов идти куда угодно столько, сколько надо. Сейчашний народ даже запасом воды зачастую не озабочен, пьют из любых источников.

— Не унесём.

— Точно! Надо Дуняшу гнать.

— Не пройдет. Или увидит кто. Сами потащим вторым рейсом вчетвером. Вечером попозже.

Деньги взяли сразу, так настоял рачительный Василий. Из одежды в этот раз взяли только то, что оказалось им впору. А то на Парамонове его вечные армейские галифе уже начали расползаться, штопаные и перештопанные. Да и пиджак потерял тот лоск, который якобы имелся, виденный только хроноаборигенами. Пихать в мешки одежду не пытались, некуда было — там сейчас деньги, так их и растак. Просто сделали небольшие тючки и связали их веревкой на манер баулов. В таком виде и понесли.

Хабар общество порадовал. Как бы не больше, чем оружие. Износились все. Если пробираться по лесам в такой рванине было еще незазорно, то изображать хуторян откровенно стыдно. В ночь уходили все мужчины, клятвенно обещая Ольге Ивановне, что не просто наберут женской одежды, а притащат вообще всё, что там имеется. Человек существо выносливое, особенно, когда найдет ничейное.

Топая с грузом за своими товарищами по темной тропинке, Парамонов ушел в свой любимый режим размышлений, когда одна часть его механически исполняет нужные операции, а вторая часть размышляет о смысле жизни и тщете всего сущего. Ну или о том, как прекрасен этот мир — по настроению. В этот раз он думал, что не подписывался на такое существование. Вторым пунктом размышлений пошел спич о нереальности происходящего. Но шло всё как в романе Булгакова, когда магические фокусы с последующим их разоблачением никак не могли дойти до желаемой стадии. То есть, никакого разоблачения не происходило, Александр все глубже опускался в эту нехорошую реальность. В третьей части беседы с самим собой его осенило: друг, ты зачем в Белоруссию ехал, чего хотел? Бронетранспортер приобрести? Так получил же! Как это, нет? Целый танк КВ-2 с боекомплектом тебе попался в исправном состоянии. Чего лучше? И что ты сделал? «Взорвал» — под нос себе пробурчал пристыженный Парамонов. До него дошло, что злодейка-судьба снова прикололась с человечка, дав ему гораздо больше желаемого так, чтоб он не смог откусить.

А теперь всё, бронетранспортера не жди, дорогой друг. Плати и смейся, если с тебя возьмут деньгами. Такое счастье бывает нечасто. Теперь Александр понимал, что никакой бронетранспортер ему не был нужен, а была ему в прошлой потерянной жизни нужна достойная цель. Цель взамен достигнутой, которая состояла в доме, доходе, приличном обиходе. Глядя на прожитую жизнь из того места, в которое он провалился, Парамонов не видел ничего такого, что могло бы оправдать его существование. Всего одно достижение в активе, то есть два. Два подросших сына хоть как-то оправдывали его житие и помогали бороться с накатившей рефлексией. А потом он споткнулся и упал, больно ударившись локтем о что-то твердое. Рефлексия прошла, тем более что его новая жизнь весьма и даже ощутимо была наполнена борьбой, справедливой борьбой против всего очень и очень плохого за что-то настоящее. Пусть не такое хорошее, как можно нафантазировать, но просто за жизнь.

Идея свалить все шмотки в сарае не