Староград - Артем Рудик

его руки никогда не отмоются от крови моих братьев и сестёр, но, кроме того, он «герой» и «идеал для подражания» в своей варварской стране. Этот колпак действительно имеет определённую власть над умами, а в перспективе и над всем Орденом. И если он окажется у нас в узде, мы сможем не только уничтожить всю систему на корню, но и, пролив минимум крови, вернуть все те земли, что когда-то были нашими.

Рыцарь добрался до нас в полном одиночестве, прискакав к роще верхом на коне, а затем, уверенным шагом войдя внутрь сквозь ветвистый кустарник, отвесил лёгкий поклон. Несмотря на личную неприязнь и давно копившуюся злость, капитан производил впечатление довольно простого и приятного человека, который просто не мог не расположить к себе. Он говорил чётко и вкрадчиво:

— Я прибыл, как и было оговорено.

— Благодарю, что согласился приехать и соблюсти традицию. Конечно, даже когда ты станешь с нами одной крови, мы не раскроем тебе всех тайн племени. Однако даже сейчас мы позволили тебе прикоснуться к одной из них и увидеть Тайную Рощу, где и проходят собрания старейшин, считай, что это наш жест доброй воли, — произнёс первым я, по праву главенства.

— Я покорно его принимаю.

Вообще, сама идея приводить такого человека, как Шейм, в Тайную Рощу является в абсолютной степени безумной. Одного его чиха может хватить, чтобы здесь оказалась вся армия Ронии. Да и рыцари обязаны, согласно кодексу, уничтожать индейцев на месте, как только завидят. И именно поэтому мы согласились на столь рискованную авантюру.

Шейм не может быть агентом правительства, поскольку только умалишённый отправил бы капитана рыцарей и самое известное лицо в Ордене шпионить в стан людей, которые его ненавидят. Такой же глупой идеей является и то, что ярый фанатик теории расовой чистоты даже заговорил бы с теми, кого он считает уродливыми отбросами эволюции. А, учитывая, что его за такое самоуправство ещё и убьют, пойти на это, чтобы убить десять индейцев (которых при случае можно было бы легко заменить), кажется вовсе вне пределов разумности.

Соответственно, безумие ситуации делает её, в то же время, абсолютно честной для всех участников. Конечно, не все готовы это принять. Вот подал голос представитель племени Нордтеков, суровый старик Отектей:

— Очень интересно, а теперь давайте как можно быстрее перейдём от формальностей к голосованию, а затем и к суду над этим преступником. Я поступлю здраво, если выступлю против принятия этого белого дьявола в наши ряды, — сказав эти слова, вождь вытащил заранее приготовленное перо кондора и бросил его в огонь, символизировав свой решительный отказ.

Его примеру тут же последовали трое других старейшин, чётко обозначив своё решительное нежелание даже слушать какие-либо аргументы. Все они представляли так называемые «Воинственные племена», больше всего пострадавшие от колонизаторов и наиболее ненавидевшие пришельцев из-за океана. Это были племена Инуктитут, Дине, Тимбиша и собственно Нордтеки. Почти половина старейшин решительно против принятия Шейма в качестве союзника и индейца. Плохой знак. Ещё одно брошенное в огонь перо кондора, и капитан навсегда останется нашим врагом, а значит, и будет убит на месте.

Нельзя было этого допустить, но и нельзя было нарушать традиции, поэтому следующим пунктом было обозначение причин для присоединения:

— Я узнал о том, что я на самом деле один из вас относительно давно, но только сейчас решил, что следует прильнуть к своим корням и присоединиться к борьбе моего настоящего народа.

— И с чего ты вдруг взял, что ты один из нас? — вновь подал голос Отектей.

— Мне рассказала доктор Глиммер, определив мою этническую принадлежность сначала на глаз, а затем и с помощью ДНК-теста. Я и сам не верил, что я на самом деле представитель народа, который столь долго ненавидел, но когда я увидел научное заключение, всё же решился взять себя в руки и прийти на ваш суд.

— Смелое решение! Но почему после всего, что ты сделал, из-за какого-то теста, ты решил отбросить всю свою прежнюю жизнь? Думаешь, что мы настолько наивны, чтобы поверить, что ты всё это делаешь от чистого сердца?

— Я не рассчитываю, что вы поймете меня и уж тем более простите, но всё-таки прошу позволить мне облегчить свою душу и помочь в вашей тяжёлой борьбе.

— Не слишком ли наивно и самоотверженно?

— Мне, как рыцарю Ордена, положено быть несколько наивным и крайне самоотверженным.

— И это именно та причина, из-за которой мы тебе крайне не доверяем, — произнёс я.

— Понимаю, и если признаться честно, то я действительно остаюсь верным некоторым доктринам кодекса и Ордену в целом. Я давал присягу. Однако это не значит, что я всё ещё одобряю убийство своего народа или ксенофобскую политику. В том-то всё и дело, я хочу поменять свою страну и наконец победить в ней расизм. Ибо искренне верю, что мы все можем жить в мире, если приложить достаточно усилий.

— Победить расизм? В Ордене? Да ты, наверное, сошёл с ума! Это полный бред! Мы воевали с ними две с половиной сотни лет, и один колпакоголовый не сможет просто стереть целых три века ненависти и убийств! — возмущённо заявил старейшина Ска из племени Пауни.

— Вам так кажется, потому что вы не знакомы с внутренней структурой нашей организации. Самое главное в Ордене не расизм или милитаризм, не доспехи или традиции, и даже не честь. Самое главное для любого карнимца — подчиняться тому, кто стоит выше него в иерархии. И если я стану великим магистром, все будут обязаны подчиняться мне, насколько бы мои приказы не противоречили кодексу или чести. Ибо у меня будет священное право переписать устоявшиеся догматы. И нет ничего более святого, чем послушание. И нет ничего более нерушимого, чем приказ. Соответственно, когда я стану самым главным человеком в стране, у меня будут развязаны руки для самых радикальных перемен.

— И с чего ты взял, что именно ты станешь новым великим магистром?

— Потому что Орден сам сделал всё, чтобы вознести меня на вершину. Нет ни одного другого героя войны, который занимал бы столь высокое положение и при этом являлся бы главным лицом пропаганды. И нет в Карниме рыцаря, который бы меня не знал. И уж тем более, нет никого, кто мог бы усомниться в моём величии. Всё, что мне осталось, только дождаться, пока Опий умрёт.

— И скоро ли это случится?

— Старикашка и