Князь Серебряный - Андрей Готлибович Шопперт

сейчас, её силуэт пробивается через облако, кажется, вот сейчас и светлей станет, но облако это какое-то ноздревато-дыроватое и за минутой просветления начинается вновь минута помутнения.

Бабах. Не выдержали люди, разрядили чуть не сотню стволов. Ну, может и хорошо. Именно в этот момент ночное светило избавилось от облака и осветило поляну, а на них десяток человек бегут с саблями. Тут и стойкий оловянный солдатик выстрелит. Даже чеховское ружьё повесившееся выстрелит. Этих бегунков как с шахматной доски фигуры снесло. Прошлась по ним клюшка для гольфа. Ногаи же думали тут сеча будет, а тут встреча… горячая.

Луна не так чтобы всё ясно и чётко показала, но одно точно стало ясно. Ногаи с поляны убрались не все. Отдельными особями и целыми группами степняки носились по поляне. Так же хаотично двигались и кони, где табунчиками, а где и в одно рыло.

А чего можно пострелять.

— Огонь. Пять выстрелов! — Юрий Васильевич во всё горло завопил. Он понимал, что это для него над ночной поляной тишина стоит. На самом деле лошади раненые и испуганные ржут, люди такие же орут. Может кто и ржёт, можно от таких чудес среди ночи и с ума сойти. Опять горло за последние несколько минут сорвал. Нужно глашатая завести, он ему тихонько в ухо гаркнет, а тот уже во всю Ивановскую поведает народу.

Всполохи света вылетают из стволов. Особенно красиво из тромблонов, с таким снопом искр. Ночью заряжать мушкеты с пищалями помедленнее, чем днём. Вообще можно пулю, пока её кожанкой обворачиваешь, уронить. Или шомполом мимо сунуть. Товарищу в глаз. Пацаны из тромблонов уже отстрелялись давно, а из пищалей и трёх выстрелов не произвели. Наверное, зря пацаны палили. На сколько там картечь летит даже в плотном бумажном стаканчике, ну, самый край метров пятьдесят. И то убойной силы уже не имеет. На таком расстояние вороги быстро кончились. Разве для психологического эффекта. Там ведь не глухие и не слепые ногаи по поляне бегают, они и видят и слышат, что по ним стреляют. А пули из мушкетов бывает и ранят кого из бегающих рядом, и тот орать начинает всякую непотребщину про маму чью-то и шайтана.

К последним выстрелам поляна очистилась, кого-то убили или ранили, кто-то в реку сиганул, кто-то по шляху на юг подался.

— Прекратить стрелять. Не заряжать! — уже сиплым голосом совсем, можно сказать, что завизжал Юрий Васильевич. Егорка повтори команду громко, — уже почти прошептал он пацану на ухо.

Потешный солдатик закричал. Оценить качество суфлёра Юрий не мог, но парень широко рот открывал. Народ остановился и стал вглядываться в темноту, на том конце поляны. А ну как сейчас оттуда конница выскочит. Все десять тысяч. Минута проходила за минутой. Набралось с четверть часа. Ничего. Никого.

— Егорка, скомандуй, что возвращаемся в лагерь. Трофеи будем собирать как рассветёт. Берём миномёты и уходим.

Князь Серебряный всё это время крутился вместе с татарами касимовскими вокруг князя Углицкого. В ход операции не вмешивался. Да и как в неё вмешаешься, роли расписаны на Совете. Все знают, чем должны заниматься. А он страхует брата и наследника Великого князя. Точно голову ему снесут, если с Юрием Васильевичем что приключится. Вот же неугомонный отрок, словно бес в него вселился. Сидел молча раньше рядом с братом, мычал иногда, да в церкви сознание терял бывало, и вдруг подменили. Хорошо ли? А бес его знает. Ну, с другой стороны, эвон немцев сгоношил мортирки интересные сделать. Работает это так, что сам сегодня свалился и в землю вжался Василий Семёнович, когда стрелять из мортирок начали. Такой вой и свист поднялся, словно все черти из ада сюда прибежали и давай эти звуки нечеловеческие издавать. Так бесы и не человеки. А ведь он уже два раза слышал, но тут и громче и нечеловечней ещё. Ноги сами подкашиваются. Не можешь ими управлять.

Глава 23

Событие шестьдесят седьмое

А стальные тестикулы у этих парней. Утром мародёрка не удалась. Пошёл отряд на лошадях трофейных за хабаром, и чуть стриженым не вернулся. Они въезжают с севера на поляну, заваленную трупами людей и лошадей, а с юга именно на эту поляну и именно в это время въезжают ногаи. Или правильнее говорить ногайцы? Правильнее пока о них не говорить, а принудить к миру.

Есть ли децимация у ногайцев, нет ли, науке о том неизвестно. А если и известно, то кандидат исторических наук Артемий Васильевич Боровой эту науку не изучал. Но каким-то образом сотникам и тысяцким в ногайском войске удалось навести порядок, и они вернулись на поляну, с которой сбежали.

Отряд фуражиров и коллекционеров чужих сабель русско-татарский быстро развернулся и поскакал к засеке, только десяток разведчиков оставили. Они за теми самыми валунами, что служили подставкой для Егорки при зарядке карамультука, залегли и стали бдить за степняками. Те собрали трупы своих товарищей. При этом бегом носились по поляне. Потом освободили их от ненужной в аду одежды и оружия, и покидали в балочку у реки, сверху набросали веток и камышей ещё нарезали на берегу реки, накидали. И принялись разделывать лошадей убитых и трофеи в кучу стаскивать.

Князь Углицкий как раз завтракал с князем Серебряным, когда ему эту чудную вещь записал брат Михаил со слов заместителя Скрябина Якова Степанова сына Стрельцова.

— А ежели мы сейчас и этих обстреляем. Подтащим на первую полянку миномёты и оставшиеся шесть мин выпустим из каждого, они завтра снова придут? — вопрос риторический был, но Василий Семёнович, почесав репу свою каштановую нечёсаную, стал вдруг отвечать.

— Надо идти и обстрелять.

Юрий Васильевич прочитал записку.

— А что потом? У нас ни одной мины не останется. Только фальконеты и пушка времён Очакова и… ну, древняя. А, ну ещё мортирки, что из тюфяков переделали.

— После второго раза они сбегут точно в свои степи, — прочёл Юрий через минуту. Так-то хотелось в это верить, но ведь именно Василий Семёнович его уверял, что только вой заслышав, поганые разбегутся, а они не разбежались. Так что Касандра из него та ещё. Ну, не могла же у той тётки борода расти?

Завтракали они кашей с говядиной. Из Рязани вечером обоз пришёл. Каша была плохая, она быстро кончилась. Закидывая её в себя большими деревянными ложками, Боровой вдруг вспомнил, как в институте на одной из лекций им профессор рассказывал, почему мясо свиньи — свинина,