Инженер Петра Великого - Виктор Гросов

убедился — моя работа здесь, на фронте, и там, на заводе, была очень нужна. Надо было дать солдату оружие, на которое он мог положиться, которое било бы точно и стреляло без осечек. Это была задача поважнее любых станков.

Тот бой во время шведской вылазки, был коротким и стрёмным, но имел для меня и неожиданные плюсы. Мои два удачных выстрела в самый нужный момент не остались незамеченными. Солдаты из роты Нефедова, которые видели, как я уложил двух шведов, стали смотреть на меня с уважением. А капитан Нефедов, который сначала отнесся ко мне прохладно, как к очередному «штабному умнику», теперь сам подошел ко мне после боя.

— Ловко ты их, Смирнов! — сказал он, вытирая пот со лба. — Прямо как заправский гренадер! Не ожидал от тебя, честно скажу. И ружье твое, гляжу, не подвело. А у моих — половина осечки дала… Беда с этими замками, просто беда!

Это был идеальный момент для разговора. Я рассказал ему про свои попытки улучшить замок — про новые пружины, про цементированные огнива, про идею с герметичной полкой. Нефедов слушал с огромным интересом.

— И что, поможет? — спросил он с надеждой. — Если б хоть осечек меньше стало — уже огромное подспорье! А то стоишь под огнем, щелкаешь замком, а он — пшик! А швед-то не ждет…

— Поможет, ваше благородие, — уверенно сказал я. — Уже пробовали на заводе — пружины держат, искра лучше. Если б партию таких замков сюда, на пробу… Да чтоб солдаты сами оценили…

— Вот это мысль! — оживился Нефедов. — Я бы первый свою роту вооружил! Пиши бумагу в Канцелярию, я подмогну, чем смогу!

С этого разговора и началось мое реальное общение с военными. Солдаты и унтеры, видя, что я не просто «барин из столицы», а человек, который и под пули лезть не ссыт, и в их солдатских проблемах шарит, стали относиться ко мне с доверием. Они охотно рассказывали про свои фузеи, показывали поломки, делились лайфхаками — как лучше кремень зажать, как дырку затравочную прочистить, как порох от сырости уберечь. Я мотал на ус, делал пометки. Это была бесценная инфа «с полей», которую ни в каких чертежах или инструкциях не найдешь.

Я стал заходить и к артиллеристам на позиции. Болтал с подпоручиком той батареи, что стояла рядом, с фейерверкерами, с простыми канонирами. Они тоже жаловались на качество пушек и ядер, на хреновые запальные трубки для бомб. Но при этом давали и дельные советы. Например, как лучше лафет приспособить для стрельбы с кривой земли, какой прицел был бы удобнее, как ускорить заряжание. Один старый фейерверкер даже показал мне самодельную приспособу для более точного замера угла подъема ствола — простую деревяшку с отвесом, но куда удобнее штатного квадранта.

Я понял, что эти люди — солдаты, унтера, младшие офицеры, те, кто каждый день имеет дело с оружием в бою, — носители огромного практического опыта. Они буквально чуяли, что надо улучшить, где слабое место у той или иной железяки. Им не хватало только знаний и возможностей, чтобы свои идеи воплотить. А у меня эти знания были. Получался идеальный симбиоз: их опыт и мои мозги.

Я стал активным участником. Помогал полковым оружейникам чинить замки, используя свои «улучшенные» детали (я привез с собой небольшой запас пробных пружин и огнив). Показывал солдатам, как правильнее ухаживать за ружьем, как уменьшить шанс осечки. Объяснял артиллеристам, почему важно тщательно чистить ствол от нагара, как качество пороха влияет на дальность.

Сначала на меня смотрели с недоверием — фельдфебель, почти офицер, а ковыряется с замками, как простой слесарь! Но когда видели, что ружье после моей починки начинает стрелять надежнее, или когда я мог толково объяснить, почему порвало ствол у пушки, отношение менялось. Меня зауважали. Не за чин или столичный блат, а за дело, за то, что я не чурался грязной работы, вникал в их нужды и реально помогал.

Даже полковник, командир полка, как-то раз подозвал меня.

— Слышал я, Смирнов, солдаты тебя хвалят, — сказал он, разглядывая меня своими выцветшими глазами. — Говорят, замки им чинишь справно, да и советы дельные даешь. Это хорошо. Только ты это… меру знай. Твое дело — примечать да думать, как оружие лучше сделать, а не каждой фузее затвор перебирать. На то мастера есть.

— Так точно, господин полковник, — ответил я. — Только ж как не помочь, если видишь — люди мучаются, а дело государево страдает? Да и мне польза — лучше понимаю, что солдату надо.

Полковник хмыкнул.

— Ишь ты, речи какие… Ладно. Понимай. Только в драку без нужды не лезь. Голова твоя нам еще пригодится. Можешь идти.

Это было почти признание. Меня перестали воспринимать как чужака, присланного из Питера контролера. Я становился своим, человеком, который понимает нужды простого солдата и артиллериста. И это уважение, заработанное здесь, на передовой, под свист пуль и грохот пушек, было для меня, пожалуй, важнее любых чинов и наград.

Война всегда меняет людей. И меня это не обошло.

Друзья, вас так много, но лайков — чуть. Прошу вашей поддержки, поставьте отметку — «нравится». Это сильно поможет книге продвинуться в рейтинге! Спасибо вам за проявленный интерес к данному произведению и приятного чтения)

Глава 18

Шведов-то мы шуганули, да только тише не стало. Наоборот, вызверились, гады. Пушечная дуэль как шла, так и шла, только злее стала. Видать, за ту вылазку мстили, лупили по нам теперь без передыху. И доигрались — одна из наших полевых трехфунтовок, которая у Нефедова под боком стояла, словила «гостинец». Шведское ядро не в ствол вмазало, слава Богу, а по лафету пришлось. Подъёмный механизм покорежило, да и прицел сбило.

Выходит, пушка из игры выбыла. И как назло, в самый неподходящий момент — наши как раз пытались заткнуть одну особо паскудную шведскую батарею, которая житья не давала. Тут же набежали полковые «мастера» — местный коваль и плотник — поковырялись вокруг пушки, да только толку чуть. Дело стопорилось.

Подпоручик, их командир, бесился, рвал и метал. Я на это поглядел, да и сунулся к Нефедову.

— Ваше благородие, разрешите глянуть, что там с пушкой? Может, и подсоблю чем? Механизм-то там не Бог весть какой сложный, а инструмент кой-какой у меня найдется.

Нефедов только рукой махнул:

— Иди,