Гений АвтоВАЗа - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Знаю, что ему суждено умереть в год Московской Олимпиады, и вряд ли повороты к лучшему, произошедшие в этом мире по сравнению с моим прежним, что-то поправят, поэт жил как горел, испытав в 42 года больше, чем иные за восемь десятков. Ничего не изменю, если пробьюсь к нему и начну втирать: переходи к здоровому образу жизни, без ЗОЖ через пятилетку сыграешь в ящик. Пошлёт меня подальше и будет прав.

Кроме отсутствия магнитофона, напрягало, что не подготовили цветов. Пусть артист забудет их в гримёрке, сам факт поднесения — стоящий. Посмотрел налево, где Яша, безнадёжно женатый, но всё равно окружённый феминами, сжимал букет, вручённый ему как капитану за командный успех. Второй был у меня.

Я приобнял даму-экономисточку, чуть старше меня — под тридцать, вполне себе ничего и сидевшую слева. Громко зашептал ей в ухо:

— Давай подарим Высоцкому цветы!

Та обрадовалась:

— Конечно!

Руку с плеча не сбросила.

— Вон Яша Лукьянов сидит в окружении цветника и сам с букетом. Ну же, выйдем всем рядом, человек шесть! Букетов два, но хоть сколько…

Экономистка перегнулась влево и моментально организовала процесс. Мы поднялись и потащились к проходу, цепляясь за коленки сидящих, большей частью весьма симпатичные коленки.

— Как вас зовут?

— Зоя.

— Зоечка, я — Сергей, держите цветы, от женщины, тем более красивой, ему будет приятнее. Я ограничусь пожатием руки.

Мы подкатили к сцене, когда Владимир Семёнович заканчивал свою самую свежую на тот момент вещь — «Балладу о любви», написанную к фильму «Стрелы Робин Гуда». Фильм ещё не вышел, песня пока не разлетелась хитом от Камчатки до Бреста, в зале висела гробовая тишина, на фоне которой журчал гитарный перебор и нёсся тихий голос, задумчивый и лирический, такой далёкий от рыка «наматываю мили на кар-рдан».

В моём прошлом какой-то шибко умный чиновник запретил песни Высоцкого в этом фильме, и «Стрелы Робин Гуда», банальный проходняк, мелькнули на экранах и тихо умерли среди многочисленных и не самых лучших советских кинолент, зато «Баллада о любви» намного пережила его, нередко звучала на радио после 2000 года. Почему решения принимают вот такие перцы — ни хрена не разбирающиеся в порученных им делах, но мнящие себя главными экспертами?

— Потому что если не любил — значит, и не жил, и не дышал! — закончил певец.

Он снял руки со струн, какие-то секунду или две висела тишина как в склепе, люди в зале, кажется, даже не дышали. Зато потом взорвались аплодисментами и криками во всю мочь! Наверно, покойный Хрущёв столько оваций не сорвал бы, хлопнув ботинком по трибуне и объявив: товарищи, коммунизм построен, завтра товары в магазинах бесплатно, и каждый желающий может получить ключи от пятикомнатной квартиры в Москве.

Мы кинулись на сцену, Высоцкий перецеловал всех женщин (целомудренно и гигиенично — в щёчки), нам с Яшей пожал руки. Я убедился, насколько невелик ростом рядом с нами великий человек.

После концерта его моментально увезли, наверно — на другой концерт, я отправился к Лукьяновым отмечать победу, даже яшина половинка не возражала против двух пузырей коньяка и сколько-то вина в честь победы, принесшей, помимо прочего, обычные призы, то есть всем экипажам по месячному окладу, нам с Шурой — два. Карамышев, штурман Лукьянова, и Баранов взяли жён, очень удобно: никаких пилений «опять напился», ибо веселились вместе. Наконец, как менее склонные накидаться, половинки отлично выполнят роль автопилота на пути домой.

Я, единственный без пары, пригласил Зою, даму симпатичную, стройную и рыжеволосую, немного строгую внешне благодаря интеллигентным очкам. Готовили стол жёны Лукьянова и Карамышева, я проставил спиртное, всё же с Шурой мы заработали больше, хорошо сидели, и подумалось — вот оно, одно из последних застолий. Минчане — не совсем такие, вольюсь ли в их коллектив за год? Тольяттинский сколачивался сугубо из приезжих, потому легче принимал самых разных. Конечно, на легковое производство сманиваются люди с разных мест — из Горького, из Москвы, из Ижевска. Но, похоже, к конструкторам определён один-единственный пришелец — я.

А ещё будет спортивная команда, слышал, в Белоруссии гоняет человек с небелорусской фамилией Вячеслав Русских, преимущественно на машинах, не подвергавшихся переделке, поэтому не пересекавшийся со мной в заездах, хотя в списках участников он встречался. Но такой заводской команды, как эта, на МАЗе точно нет. И коль я пролетел мимо международных гонок даже в составе высококлассного коллектива, шансы попасть на европейские соревнования из Минска оцениваются ещё ниже.

Парни тоже это понимали, пили за меня. Карамышев прямо сказал: с моим отъездом сборная АвтоВАЗа ослабнет. Приятно и грустно.

Потом выставили магнитофон в окно второго этажа и пошли плясать на улицу. Пятница, вечер, никто не возмущался, некоторые из соседей даже присоединились. Напрыгались и покачались в медленных танцах, пацаны менялись жёнами, это же не кроватка, я, так получилось, все три раза был с Зоей, снова поднялись к Лукьяновым — допивать, разливали коньячок мужикам, винишко дамам, потом резали торт и кушали его под чай. Малюсенькая комнатушка с трудом вмещала нас восьмерых, но не было тесно. Даже строгая Зоя поддалась общему дурашливому настроению, оттаяла, серые глаза смотрели чуть насмешливо из-под очков, она, хоть и не слишком старая, хотя бы года на три превосходила каждого в шумной команде гонщиков и их жён. Чувствуя её расположение, без обиняков предложил:

— Идём ко мне?

— Вот так, сразу?

— Сразу. Потому что мы, гонщики, очень рискуем и понятия не имеем, где окажемся после заезда — на пьедестале, в гипсе или в гробу. Значит, не теряем времени.

Она указательным пальчиком с розовым коготком поправила очки.

— Я не люблю торопливых.

— Если мы об одном и том же, то я умею не спешить.

В общем, утро субботы началось со скворчания яичницы на сковородке, которую жарила мадемуазель экономист, успевшая к сему моменту умыться, одеться, подкраситься и даже затопить титан. Спросонья и с лёгкого бодуна не в первую секунду вспомнил её имя и уж готовился обходиться «лапушкой».

— Вставай, скоростной юноша. Завтрак готов.

Я немного смутился. Подробности остатка вечера помнил, но не в деталях. Обычно память охотно удаляет самые позорные подробности. Потому откровенно спросил:

— Скорострел однозарядный?

— Нет, напротив, неплохо. Ожидала, что ты менее умелый. Пока не уехал в свой Минск — зови иногда, если захочешь.

Плеснув воды в физиономию, почистил зубы и отправился на кухню. Зоя вместе со мной тоже уплетала яичницу с колбасой. Очки,