Афганский рубеж 2 - Михаил Дорин

она. Их потом будут звать «афганками».

— Ни в коем случае. Для всех интернациональный долг одинаков.

— А вы? Почему вы здесь, Саша?

— У меня всё просто — приказ, — улыбнулся я.

Задняя дверь модуля чуть не слетела с петель, открывшись настежь. На улицу выскочила Таня. Волосы растрёпаны, а на ногах резиновые тапки. Следом за ней показался и возмутитель ночного спокойствия.

— Что это ты, потаскушка, мне и отказываешь! — смеялся Баев.

Он был явно нацелен на продолжение общения с Татьяной. Я направился туда, поскольку ситуация накалялась. Танюша ведь молчать не стала.

— Потаскуха — твоя жена! Ты сюда приехал, а она там по рукам пошла! — огрызнулась Таня.

И это запустило ответную реакцию.

— Ну, ты и тварь! — зарычал Баев, замахнувшись рукой.

Глава 27

Порой, время останавливается, когда что-то «тяжёлое» летит в тебя. И неважно пуля это, осколок или вертолёт с тобой падает вниз. А тут летит такая пощёчина в лицо девушки. Дерзкой, но хрупкой!

Баев вне себя от ярости. Таня не успевает укрыться, а мне ещё полтора шага до подполковника. В голове уже все варианты действий пронеслись быстрыми кадрами. И в каждом был только один путь к защите девушки — «превентивный удар» начальнику службы безопасности полётов ВВС армии.

— Иваныч, пятюню! — успел я ударить по ладони Баева.

Шлепок был такой, что подполковника слегка повело назад. Он потерял равновесие, будто авиагоризонт у него завалился.

— Не падать, Иваныч! — бросился я к Баеву и успел подхватить эту пьяную тушу.

Правда, он успел коснуться рукой песка. Но главное, что не головой и не задницей.

— Клюковкин, ты чего⁈ — воскликнул Баев, но я его прижал к себе, чтобы он никуда не вырвался.

Естественно, прижал так, что не выдержал клапан у начбеза. Запах он испортил солидно.

— Я тут разговариваю. Ты чё, пьяный, лейтенант? — вырывался из моих объятий подполковник, но я его сразу поймал.

Жестом показал девчатам уходить, пока ночной ловелас не воспрянул духом. Как только дверь захлопнулась, тут же отпустил Баева.

— Ты… ты специально⁈ Я тебя сгною!

— Да ну вас. Вы ж завтра ничего не вспомните, — ответил я и начал уходить.

Но у Кузьмы Ивановича были ещё силы. Он схватил меня за плечо и размахнулся опять. Да что ж его так тянет ударить кого-нибудь⁈ От удара я увернулся, но это было временной мерой.

— Ты куда лезешь, салабон⁈ Она меня оскорбила, и ты не дал ей ответить. За потаскуху заступился? Или у тебя с ней шуры-муры? — начал ржать Баев.

Кажется, алкоголь окончательно взял своё. Ударить его? Очень хочется, но сейчас Кузьма Иванович в таком же положении, как и любой больной человек, не отдающий себе отчёт в своих действиях. Чести, такая ответочка, мне не сделает. А вот проблем подкинет!

— Понятно всё с тобой. Кобелька потянуло за тёлочкой! И как, нормально всё прошло? Если честно, мне не очень понравилось, — делился со мной впечатлениями Баев.

— Кузьма Иванович, я бы вам посоветовал идти в модуль. Иначе…

— Голосок смотрю прорезался, лейтенант⁈ Начал советовать старшим офицерам. Я твою породу из семейства «борзовых» знаю.

— Я вам не собака. У меня нет породы.

— Есть! Таких как ты, Клюковкин, и близко не должно быть в авиации.

Надоело его слушать. Не хочется руки марать, но с каждой фразой желание «втащить» становится всё сильнее.

Лучше отойду в сторонку, пока ещё могу стерпеть.

— И это мне говорит человек, который хотел ударить женщину? Проспитесь, а потом поговорим, — ответил я и собрался уйти.

Кузьма Иванович вновь меня перехватил. Он уже был вплотную ко мне. «Аромат» его перегара был мерзок, как и сам его хозяин.

— Тебе кранты, герой. И даже твой Енотаев тебе не поможет. Вы все у меня с позором отсюда уедете.

— Сами повезёте или билет на автобус выпишите? — спросил я.

Тут Баев меня достал окончательно. Начбез потянул ко мне руки и схватился за футболку. Скрюченными маленькими пальцами он попробовал меня притянуть к себе, но я ему не дал этого сделать.

— Уберите руки, товарищ подполковник. Не доводите до греха, — спокойно сказал я.

— А то что, салабон⁈

— Фух, — выдохнул я и медленно поднял руку. — Я вас предупреждал.

Откуда-то запахло табачным дымом, но я не акцентировал на этом внимание.

— Ты как со мной разговариваешь⁈ — возмутился начбез. — Фима ваш говно. И как командир, и как лётчик.

Правой рукой зажал кисть Баева. На лице подполковника появилась небольшая тревога. Его пальцы я сжал так, что послышался небольшой хруст. Чувствую, как он пытается сопротивляться, но уж слишком этот человек меня разозлил.

И тут по голове Баева прилетело что-то очень тяжёлое. Похожее на огромный кулак. Подполковник тут же сложился и рухнул на землю. Ещё и развалился в форме звёзды.

Прозвучал тихий кашель. В темноте я разглядел стоящего с сигаретой Ефима Петровича.

— Вечер перестал быть томным. Верно, Саш? — спросил он у меня, подойдя ближе.

— Зато чрезмерно весёлый, — кивнул я на Баева.

Енотаев бросил на землю окурок и затушил его ногой. Начальник службы безопасности полётов продолжал лежать на спине. Он только «похрюкивал», будто его нос заложен.

— Сознание потерял. Ты случайно не видел, как это случилось? — спросил у меня Енотаев.

— Не-а, — покрутил я головой.

— Солнечный удар? — уточнил Ефим Петрович.

— Скорее тепловой. Ночи в Джелалабаде жаркие.

— Согласен. Не знаешь, когда и сознание потеряешь, — произнёс комэска и показал мне, чтобы я помог поднять начбеза.

Оставлять на земле нельзя. Простудиться может или чего серьёзнее подхватить.

Мы подняли Баева и понесли его к модулю, где он и проживал. В пути он всё так же был без сознания.

— Несильным получился «тепловой» удар? — спросил я.

— Вроде нет. Заговорился просто Кузя. Он и в училище таким был. Однокашники мы с ним, — поделился воспоминаниями Ефим Петрович.

Пока Енотаев рассказывал историю их взаимоотношений с Баевым, мы дотащили начбеза до модуля.

— В общем и целом, мы всегда с ним были соперниками. Точнее, он сам так думал. Обиделся, что не он первым слетал экзамен на «отлично» из нашего набора. Расстроился, что я закончил на одни «пятёрки» единственный на выпуске, а он с одной