Ревизор: возвращение в СССР #27 - Серж Винтеркей

поддержит это предложение, отправим завтра Мещерякова в Серпухов. Теперь о приятном. У нас на руках сто семьдесят шесть тысяч Ганина. Захаров оштрафовал его и вернул только двадцать тысяч из найденных. Встаёт закономерный вопрос, что с этими деньгами делать?

Я оценил ситуацию. Молодцы напарники! Не вернули Ганину то, на что он право не имел, не проявили мягкотелость. Так ему и надо. А то жадность такая, что уже на клептоманию смахивает. А может и правда — Ганин клептоман? Это многое бы объяснило… Впрочем, я не специалист ему диагнозы ставить…

— Поделить, — забарабанил по столу пальцами бравурный ритм Ригалёв.

— Мы с вами знаем, и захаровские товарищи знают, — холодно посмотрел на него Бортко, — что Ганин большую часть этих средств прикарманил до объединения наших групп. Так что, нам с вами если что-то и достанется, то по чуть-чуть.

— Ну, это не интересно, — разочарованно ответил Ригалёв.

— А пойдут захаровские товарищи на то, чтобы оставить эти деньги на Городню? — поинтересовался я. — Музей тоже строить надо, и быстро.

— И в самом деле… Там же очень много чего придётся делать за свои, — поддержал меня Бортко. — Что ж нам, каждый раз как что понадобится, собирать по кругу? Мы же не каждый день встречаемся, представляете, какие задержки будут со стройкой! Арматуру, к примеру, понадобилось побольше купить, так надо будет не только с нами согласовать, и договориться, где взять, но и ждать, когда мы соберемся и деньги выделим…

— Кстати, да. Сумма очень приличная, — поддержал Пахомов. — Как раз само то для таких масштабных проектов. Там один подземный ход из гостиницы в запасники чего будет стоить!.. Впрочем, как и сами запасники. Все эти железные решетки и стальные стены, замки хитрые…

— Ещё памятник надо будет поставить Городецкой мадонне, когда перезахороним останки, — напомнил я. — Портрет написать в полный рост по тем реконструкциям, что антропологи по черепам сейчас делают.

— Да много ещё чего! Сигнализация та же на двери, — добавил Пахомов. — Не обычные же квартирные двери там ставить.

— Разумеется, — ответил Бортко. — Вот заодно и обсудим сегодня. Ну, что, товарищи, все вопросы решили?

— Кожи Серпуховские классные. Кожи жалко, — с тоской в голосе сказал я. — Надо кровь из носу найти того, кто за Сальниковым стоит. Может, удастся все же договориться…

— Думаю, Захаров нас в этом поддержит, — серьёзно ответил Бортко. — Хотя бы ради того, чтобы узнать, кому мы обязаны таким хамским поведением Сальникова.

На этом наше совещание завершилось. Рабочий день уже давно закончился, коридоры были пусты, и мы пошли с Сатчаном вдвоём к нему в кабинет. Пока он одевался, уточнил, передала ли ему помощница, чтобы завтра слушал первый канал в четыре часа?

— Да-да, — сразу отозвался он. — Передала, опять будешь выступать?

— Да, — ответил я, не вдаваясь в подробности. Пусть сюрприз будет.

Он оделся, и мы вместе пошли на выход.

— О чём вы в субботу с моей матерью всё говорили? — с нескрываемым любопытством спросил он.

— О твоём отце, — честно ответил я. — Скажи, а почему ты на флоте служить отказался?

— Какой флот⁈ — посмотрел он на меня с ужасом. — Я воды открытой боюсь. В море только по пояс захожу! Тонул в детстве… Отец меня плавать так учил, как в анекдоте, бросил в воду — плыви. А я ко дну пошёл…

— Ничего себе, — сочувственно взглянул я. — Уверен, он сам не ожидал, что всё так получится.

— Может быть, но мне всё равно.

— Да ладно тебе. Он сам тогда был ещё молод, зелен и глуп.

— Да не в том дело… Мне только мать всегда по жизни помогала. Если бы не она, ничего бы не было. Только благодаря её связям и знакомствам я здесь… А благодаря отцу, я в Святославле оказался!

— М-да, — потрясённо произнёс я, — Тяжёлый случай. А кто у тебя мама?

— Проректор первого Ленинградского меда.

— Понятно…

Больше не стал ни о чём его расспрашивать. Чувствуется, что больная для него тема… Отношения отцов и детей разными бывают… Мне вот, повезло и в той, и в этой жизни. А вот отец Сатчана, похоже, решил, что у него сразу готовый моряк родился… И едва не срослось, тут же сыну в отеческой любви и заботе отказал.

Глава 18

Москва.

Только у метро вспомнил, что домой не позвонил. Набрал из автомата. Ирина Леонидовна передала только, что был звонок из Святославля. Загит развёлся.

— Ну и здорово, — ответил я. — А Галия ничего не просила передать?

— Нет, — ответила наша няня и я поехал с чистой совестью на тренировку.

По дороге думал о разводе Загита. До последнего не верил, что теща так спокойно его отпустит. Уж кто-кто способен на сюрпризы, так это она. Складывалось такое впечатление, что часто она и сама не знает, что отчебучит буквально через полчаса. А тут раз — поехал за разводом и вернулся с разводом. Удивительное дело! Неужто Оксана образумилась? Поздновато, конечно, на развалинах дома, что сама и разрушила, но неужели, все же? Или это всего лишь зловещее затишье перед бурей? Неохота ее демонизировать, но скорее второе…

Приехал на тренировку немного раньше времени, зато спокойно поговорили с Маратом в раздевалке, пока он зал проветривал.

— Ну как дела? — поинтересовался я. — Родители Аиши уехали?

— Да, почти три недели здесь прожили. Планировали первоначально Фирдауса с Дианой дождаться, но потом что-то заспешили обратно…

— Ну и как им у нас? Понравилось?

— Вроде, да. Во всяком случае, собираются ещё летом прилететь и в Ленинград с нами поехать.

— О, ну придётся тебе продумать культурную программу, —