Волк 8: Лихие 90-е - Никита Киров

истеричным смешком сказал санитар. — Они в город выходят, возвращаются, и дань ему несут. Сигареты какие получше, пряники там.

— Крышует он их, — Миша усмехнулся.

— А то. Приходили тут бомжи разбираться и местные алкаши, зато как узнали, кто здесь лежит, сразу свинтили. Теперь психов в округе никто не трогает.

Санитар вышел привести его, и в кабинет, где Миша ждал босса, влетел Эдик. Он будто сильно постарел, морщин стало больше, руки тряслись.

— Лёша! — воскликнул он. — Забери меня отсюда!

— Ты чё, Эдик? — Мишаня удивился. — Ты же сам сюда решил… а, ты опять притворяешься? Да харэ, тут только я.

— Да невозможно здесь, — Эдик махнул рукой. — Хотят на меня повесить всякое, говорят такое…

Он что-то забубнил и сел на ободранную кушетку, глядя перед собой.

— Эдик, — зашептал Миша. — Я с Волком говорил по нашей теме. Он сказал, что как приедет, передаст Студенту про меня.

Эдик повернулся к нему и уставился, будто увидел впервые.

— С кем?

— Да харэ! По нашей теме, чтобы он со Студентом поговорил и…

— Ты главное, с Ромой мирно живи, — сказал Эдик и задумался, потом мотнул головой. — Ну это ты хорошо сделал, что сказал. Только, Мишаня, в руки себя возьми.

— Ты о чём?

— А чтобы ты не напортачил, — Эдик смотрел ему в глаза. — Из-за брата своего. Я уже почти всех убедил, что у меня маразм, что я вообще ничего не соображаю в последний год. Доктор — должник мой, всё как надо пишет, а следак — тупорылый, верит ему. Но ты не напортачь сам. Тогда Череп приказ отдал, чтобы твоим братом занялись, а сдал его Душман, лично в руки отдал, а не Студент. И всё! Хорош уже с этой историей, замириться надо, или хана тебе без меня, а потом и нам всем.

— Я знаю, — сквозь зубы сказал Миша. — И только потому, что я тебя уважаю, на это иду. Ты для меня очень много сделал, иначе я бы со Студентом даже говорить бы не стал. Слушай, ещё такой вопрос…

— Мы с твоим Колькой тогда на рыбалку ездили, — сказал Эдик, глядя в окно. Взгляд сразу стал каким-то мечтательным. — Ты только ему не говори, я тогда у него три рубля взял. Он их в Капитал Маркса положил, от отчима прятал, чтобы не пропил, а я их взял украдкой у него.

— Какой Колька? — удивился Миша. — Какие три рубля?

— Ну ты чё, — Эдик посмотрел на него. — Брат твой Колька, ты чё, забыл? Я когда на первую ходку ходил, он как раз откинулся. Ты ещё сопатый тогда был, Лёша.

— Не шути так. Как сказанёшь порой. У меня Пахой брата звали, а ты про какого-то Кольку.

Мишаня подошёл к столу и поставил на него пакет. Внутри хлеб, сыр, палка колбасы и бутылка из-под минералки, но напиток в ней красный. Там же был прозрачный пластиковый стаканчик.

— Вина тебе твоего принёс. Сказал, что морс, а то вино нельзя. Пей, хорош придуриваться.

Миша налил вина и поставил стакан на стол рядом с кушеткой. Эдик не шелохнулся, он так и смотрел в окно.

— Лёша, ты к матери моей потом зайди, проведай, — очень тихо сказал Эдик. — А то когда за мной пришли, она сказала, что больше не увидимся. Сердцем чует, говорит, что в последний раз видимся. Проведай её, как она там? Так и не видел её с тех пор.

Он вздохнул и замолчал. Мишаня медленно выпил вино сам, вспоминая, что родители Эдика умерли давным-давно.

В дверь постучали, заглянул санитар.

— Пора, там доктор идёт, — торопливо бросил он и скрылся.

— Скоро тебя заберём, — сказал Миша, медленно поднимаясь и глядя себе под ноги. — А то мало чем тебя здесь пичкают, так любой свихнётся.

Эдик не ответил, продолжая смотреть в окно…

* * *

Чита, Первая городская больница

— Сколько ещё прохлаждаться будешь, Серёга? — спросил подполковник Латыпов, откашлявшись. — Работать пора, а ты лежишь!

— Опять ты за своё, — ответил Ремезов, перелистывая страницы записной книжки. — Через две недели должны выгнать, но я сразу в отпуск.

— На юга поедешь? — Латыпов уселся на табуретку рядом с кроватью.

— Нет, Москва и Петербург, — Ремезов продолжил листать книжку. — В Ленинграде же учился, вот, ищу старые контакты.

— Значит, работать ты не будешь, кх…

— Тебе бы самому на отдых, — Сергей посмотрел на своего бывшего руководителя, который стал его подчинённым. — Ты эти лёгкие скоро выплюнешь. И куришь ещё как паровоз. Ходил к доктору?

— А-а, — Латыпов отмахнулся. — Я к ламе ездил в дацан…

— Ты же неверующий, — Ремезов пожал плечами и усмехнулся. — И к ламам никогда не ходил. Они сами к тебе приходили, на допрос, ещё в когда в КГБ мы работали.

— А, с внучкой зашёл. Лама говорит, съездить в дацан один потом, в Бурятию, где полечат… кх… я по делу зашёл, нашего с тобой кента обсудить.

— Какого? Макса Волкова?

— Ага, он делиться-то собирается? — Латыпов засмеялся. — А то Револьд это всё не для него собирал. Волков хитрый, мне вот несколько старых дел отдал, где все фигуранты уже померли, а свежее себе припрятал.

— Ты про это говорить пришёл, Ринчиныч?

— Не, — Латыпов снова закашлялся. — Короче, там из-за Новозаводска мне старый знакомый позвонил, говорит, снова заряжают нефрит на отправку через пивзавод, вот бы наш кент поглядел бы, что это. А то, говорят, мутно всё как-то, слишком много предосторожностей. Как в тот раз.

— Позвоню, — Ремезов кивнул. — Но он сейчас на севере области, там связь не ловит.

— В курсе, он оттуда уже Витька подтянул, чтобы тот братву с Амура прогнал. Тут ещё другое дело есть, как раз связано. Там приехал какой-то тип и интересуется за дело Горбаня.

— Из наших? — спросил Ремезов.

— Неизвестно, но контакты там навёл, с Черепом они там чуть ли не вась-вась, друзья по жизни. И тип этот за комбинат спрашивает постоянно, пробивает, что-то мутит, в посёлок ездил на разведку.

— И что за тип?

— Не знаю, но отправил его некий Иса. Я