Александр Афанасьев - Нет дороги назад

– С того, что я не вчера родился. Вы вышли на меня в Бухаре, и с этого начались проблемы Операция Архангел провалилась.

– И при чем тут мы?

– При том, что моих людей там встречали. Два сбитых вертолета, более двадцати погибших. Кто-то должен за это ответить.

– Откуда мы могли знать о времени проведения операции? – искренне возмутился граф

– С того, что вы – здесь.

Неужели ему нужно именно это? И все?

– Вы прибыли в Афганистан для того, чтобы получить информацию о проведении операции от кого-то из наших. Получили ее – и поделились с местными из Исламского джихада. Они – сбили вертолеты и мои люди погибли. Все просто.

– Это не так – решил попробовать граф

– Это так. И вы мне скажете, кто это был, клянусь честью.

Граф лихорадочно думал – играть или не играть?

– А если я скажу?

– Вы не в том положении, чтобы торговаться.

– Почему же. Как раз в том. Могу сказать. Могу и не сказать…

Где я взял машину? Да очень просто, она там и была. Тот самый БМВ, который я арендовал, чтобы наблюдать за резиденцией эмира. Если машина там стоит – почему бы ее не использовать, скажите на милость.

Как я понял, что Сноудон там будет? А где ему еще быть, как не там? Там у него логово и он туда точно придет. Появился он быстро, не заставил себя ждать…

Почему я спрашиваю только про Афганистан? А потому, что все другое – я и так знаю. По крайней мере, знаю, что состоится переворот, и Гвардия в это вовлечена. А вот про Афганистан – я знаю слишком мало. Не знаю, кто конкретно предал. Мог любой. Но кто-то, кто много знает. А так как этот предатель – скорее всего, сдал и Архангел тоже – я спрашиваю в этом ключе. Как бы подразумевая своим вопросом, что про Санкт-Петербург я ничего не знаю. И предлагаю ограничиться малым. Скажи про Афганистан – и я уйду.

Сказать? Или промолчать? Все равно – афганский канал завязан на амира, сейчас он оборван. Но и сказать…

Дворяне молчат! Дворянина нельзя заставить сказать что-то против своей воли.

И тут он понял, что четвертый пистолет, маленький, миниатюрный NAA32, под относительно мощный для такой игрушки патрон триста двадцать Браунинг[81] – все еще в рукаве.

Он не нашел его!

Так… спокойно. Больше слов.

– Гарантии…

– Какие вам нужны гарантии…

– Честное слово. Честное слово дворянина. Я знаю, вы его не нарушите.

– Да, вероятно, не нарушу. Итак – вот вам мое честное слово дворянина в том, что если вы скажете мне правду о том, кто именно дал вам информацию об операции Архангел, и кто давал вам информацию о наших действиях в Афганистане – я позволю вам выехать из России живым. Вас устраивает?

– Да, вполне.

– Итак?

– Капитан второго ранга Каляев, сударь.

Ублюдок…

Чувствуя, что удар достиг своей цели, что противник растерян и выбит из колеи – граф Сноудон понял: пора! Он, кстати, сказал правду – можно сказать правду человеку, которого ты убьешь через несколько секунд. Маленький, но мощный пистолетик, подвешенный на мягкой резиновой подвеске – прыгнул в ладонь, но вместо того, чтобы тявкнуть – безобидно щелкнул. Воронцов – поднял свой револьвер и разрядил весь барабан…

Нет, мне положительно нравятся британцы. Все больше и больше.

Уинстон Черчилль, седьмой герцог Мальборо и Нобелевский лауреат по литературе, в числе прочего написал книгу "История и развитие англоязычных народов". У нас, в Империи она вышла под названием "искусство быть правым" и обязательна для прочтения выпускникам военных училищ и академий, академии Генерального штаба, академии Морского генерального штаба как книга, позволяющая лучше понять сущность нашего главного противника и выработать действенную тактику борьбы с ним. Я эту книгу читал несколько раз.

Искусство британцев в том, что они совершенно органично практикуют двойную мораль, и самые подлые, самые непристойные вещи – выдают и подают как добродетельные. Взять того же Черчилля – своего отца, запойного алкоголика, свою мать, известную своими похождениями всему Лондону, второй раз вышедшую замуж за любовника на двадцать пять лет младше – Нобелевский лауреат представил в своих книгах как образцы добродетели и скромности.

Британцы раньше других поняли один простой закон: неважно, кто ты, неважно, что ты можешь, неважно, что ты уже сделал – важно, что о тебе знают и что о тебе говорят. Именно поэтому – британцы, эти пройдохи, алкоголики, разносчики содомии с невозмутимым выражением лица творят такие вещи, что чертям в аду, наверняка, становится тошно. Они знают, что найдется тот, кто на страницах ложь сделает правдой, мерзость – добродетелью, глупость – героизмом

Еще одна милая черта британцев – они всегда нападают внезапно, без предупреждения, и начинают с сильнейшего удара в челюсть, а потом – уже добивают упавшего ногами. Но я это знаю – книгу я читал. И неужели вы думаете, что пока мой визави был в отключке – я не проверил все, что можно было проверить и не нашел второй пистолет?

Если думаете именно так – плохо обо мне думаете. У русских тоже есть черта – ничего не оставлять на авось. По крайней мере, у русских моряков – она точно есть. От "авось" потонул не один корабль и не одна эскадра. Так, что я не рискую. Никогда…

Было так больно, что он боялся даже вздохнуть: каждый вздох отзывался мощнейшей волной боли. Боль – заняла все чувства, все мысли и кроме боли, осталась лишь одна: какой же я идиот… Какой же я идиот…

Несколько пуль – резиновых, конечно – отбросили егермейстера Его Величества на землю. Сквозь пелену боли – он видел, как его враг – подходит к нему ближе, перезаряжая револьвер. На сей раз – вероятно, не резиновыми.

– Про Каляева – правда? – спросил он, остановившись совсем рядом

Граф молчал, пытаясь собраться с силами. Четыре резиновые пули, каждая из которых – за сто джоулей мощности – скверное дело…

– Конечно, правда.

Щелкнул курок.

– Когда выступление Гвардии?

– Четыре дня… еще есть…

– Отлично. Верю.

– Карман… справа.

– Что?

– Карман, справа…

– Что там?

Граф не ответил.

Его враг – наклонился, ощупал карман. Нахмурившись, достал что-то, зажег небольшой фонарик, чтобы видеть.

– Что там?

Граф снова не ответил.

Воронцов еще раз посветил фонариком, чтобы разобраться в устройстве. Включил, поднес к уху, послушал…

– Вы ее убили? – тихо и страшно спросил он – твари, вы ее убили?

– Ее супруг… спутал ее с… оковалком хамона… поработал ножом… а потом выстрелил. Я… убил его… за это. Она была жива. Уходя, я бросил камень в окно… чтобы сработала сигнализация… и прибыла полиция. Не… узурпируйте благородство, сударь… не надо. Мы тоже… кое-чего – да стоим…

На какой-то момент – графу, немного пришедшему в себя, показалось, что Воронцов его пристрелит. Но вместо этого – он подошел к машине, достал сумку. Прощупал, достал оружие, бросил его в машину. Сумку швырнул в другую сторону – она шлепнулась у ног королевского егермейстера.

– Убирайтесь немедленно. Деньги, я вижу, у вас есть. Дорога вон в той стороне. Доедете до Гельсингфорса, там сядете на паром… до Осло или до Стокгольма. Там не проверяют. В Россию больше не возвращайтесь. Увижу еще раз – убью как собаку.

Больше князь Воронцов ничего не сказал – сел в машину и уехал…

Двенадцатый граф Сноудон – добрался до пенька и сел. Подтянул сумку. Паспорт… деньги… все было на месте. Грудь болела зверски, наверное – пара ребер переломана. Но если не делать резких движений – можно выжить дожить, по крайней мере, до того, как он переберется в Европу.

Было темно. Граф выудил из сумки небольшой фонарик – один из неотъемлемых аксессуаров его опасной профессии, посветил по лесу. Неподалеку – заметил упавшее дерево. Усилия – отозвались новой болью, но через пять минут – у него в руках была большая пастушья палка – шест. Падая, дерево придавило молодую березку, он доломал ее и ободрал ствол от веток. Обезболивающего не было – но если тебе больно, значит ты еще жив. Закинув сумку на плечо – он побрел в направлении дороги…

Сердобольный водитель лесовоза – поверил рассказу о разбойниках, и подвез до города с названием Сердоболь,[82] даже не взяв денег. На железнодорожном вокзале – он купил билет до Гельсингфорса на проходящий экспресс: на промежуточных станциях билеты продавали без номера места и не спрашивали документов, удостоверяющих личность. На привокзальной площади – он нашел круглосуточную аптеку, где купил все необходимое, в вокзальном буфете позавтракал… если это можно было так назвать, и в круглосуточном вокзальном магазине купил себе новую куртку и большие противосолнечные очки. В туалете вокзала – он сам сделал себе тугую повязку на грудь из бинта, купленного в аптеке. Резиновые пули – неглубоко проникли в тело, оставив рваные раны и огромные кровоподтеки. Он удалил их, одну за другой, засыпав раны антибиотиком, и только потом наложил повязку. Пару дней должно продержаться, если остановит полиция – скажет, что упал в лесу с велосипеда, нарвался на сучки.