Князь Серебряный - Андрей Готлибович Шопперт

и не подумал возражать, пытать людей так себе удовольствие, да ещё и раненых. У него есть Ахмет, и он знает татарский… А ногайский? Это тоже тюркский язык, но не факт, что близкий и татарин легко поймёт ногайца. Пусть сами там эту проблему решают. И тут приехали князья Серебряный с Мышецким Данилой Тимофеевичем и давай на него брюзжать, мол нужно было им отдать.

— Как будет десять тысяч по-ногайски? — не выдержал Юрий Васильевич в упор глядя на этого неизвестного ему до сей поры князя. Ох поздно братик опричнину ввёл и до конца её не довёл, жалостливый и богобоязненный. Правитель должен был жёстким, а ту поминальники всякие, комплексы вины. Тебя царём назначили, так наведи в стране порядок. Всех князей нужно просто отправить за Урал с сотней крепостных. Пусть в Сибири местничают. И данью обложить, чтобы пищали. И повесить пару десятков, чтобы другим пример был виден из окон.

— Толмача найдём, — не сдавался пожилой мужик с седой бородой и большой бородавкой под носом. И нос красный. Мёд любит дегустировать? Юрию Васильевичу пришлось ждать чего напишет брат Михаил, по губам у князя Мышецкого вообще ни слова прочесть не смог. Потом монах ему написал, что с Карелы он, совсем непонятно говорит.

— А зачем его искать, если у мурзы есть уже. Не переживайте, всё, что нужно у пленных спросят и ответов добьются.

Князья ещё побрюзжали и пошли в лес в их лагерь, где мурза, ну тоже можно как князь перевести, допрос с пристрастием пленникам устраивал. Ему не повезло, он ничего не знает про Женевскую конвенцию. Потому пленные напегонки радостно рассказывали о войске целом, что за ними по пятам идёт. Сегодня к вечеру уже здесь будет. И тогда они… Но Мустафа-Али дослушивать не стал, воткнул ножик в глаз и поинтересовался, а кто возглавляет сей большой отряд? Пленник покричал и умер. Тогда настала очередь второго. Этот ответ на каверзный вопрос знал. Во главе непобедимого войска едет сам сын Шейха-Мамая-мирзы — кековата (Кековат — титул правителя левого крыла в Ногайской Орде) и военачальника левого крыла Ногайской Орды — Касим. А если верить касимовцам, то Ногайская орда разделилась сейчас на три части, и Шейх-Мамай-мирза возглавляет восточную часть. То есть — это не бий Юсуф на них напал, а совсем другой руководитель Орды.

Вскоре они там все передерутся. Быстрее бы.

Событие шестьдесят третье

— А скажи мне, Василий Семёнович, в чём сила? — с князем Мышецким Данилой Тимофеевичем назад в Шацк, и уж тем паче в Рязань, князь Серебряный не поехал. Как же, тут войнушка будет и без него, без его чуткого руководства. Не татарину же басурменскому или отроку несмышлёному доверить боронить самый ответственный, как оказалось, участок засеки. Войско всё в Рязани почитай, да и того три тысячи всего поместной конницы, а тут всё левое крыло пожаловало — десять тысяч воинов. Он мынъ, оказывается, по их по-ногайски. Из двух сотен воев, что были с князьями, Василий Семёнович по-братски и по-честному выделил князю Мышецкому десяток. Остальных тут оставил. Здесь они с большим толком… умрут. Сколько-то ворогов с собой прихватив.

Сейчас, пока все воины, пацаны и даже татары продолжали крепить оборону, то есть, рубить севернее, в лесу, ветки большие и маленькие деревья, и создавать забор непролазный, все командиры собрались на военный совет. Почти в Филях. Всю ночь филин угухал на дереве рядом с лагерем. Не пугливый попался.

От пацанвы законный представитель — сотник Олег Сапковский — перебежчик из княжества Литовского. От шести десятков касимовских татар боевой мурза и продвинутый дознаватель Мустафа-Али. От московского поместного войска, что должно бдить за неугомонным отроком, от всех двадцати дворян и послужильцев старшим является сотник Яким Тимофеев сын Рыков. От девяносто двух калужских дворян и боевых холопов сотником сейчас заместитель Скрябина Яков Степанов сын Стрельцов.

Ещё на совете десятник тоже московской поместной конницы Тимофей Миронов сын Кобылин. Он как бы Википедея. Два раза в этих местах с погаными ратился. Все мели тут знает. Вот первая. Князь Серебряный с собою на совет взял двух сотников. Наверное, их назвали, но брат Михаил не счёл нужным это упомянуть. Херня какая — сотник всего лишь, стоит из-за него карандаш расходовать.

«Сила в вере»! — перекрестился Василий Семёнович. Всё его тезис и движения поддержали.

— Согласен, — прочитав ответ, перекрестился и Юрий Васильевич, — Но кроме веры есть порох. Вы сейчас, битву планируя, имейте в виду, что у нас миномёты есть.

— Как мимо пойдут этого холма, так их и обстреляем, — Сапковский радостно осклабился, представляя панику у ногаев не знакомых с таким оружием.

— Нет, Олег, один китаец мне сказал, что лучшая битва — это та которая не произошла. Если полностью его совет сказать, то будет так: «Одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения — вот вершина».

— И что нужно делать? — князь Серебряный рыкнул на загомонивших мелких командирчиков.

Юрий Васильевич ткнул пальцем на юг, прочитав вопрос.

— На той поляне, где мы мертвецов оставили, ногайцы эти левые крылатые остановятся. Они отправят разведку во все стороны, в том числе и к засеке. Ну, я бы так сделал. А врагов дураками считать не следует. И уверен, что, по крайней мере, командиры их, мирзы всякие, останутся на той поляне. Они там и заночуют, если верить пленным, то основное войско подойдёт сюда сегодня к вечеру, — Юрий Васильевич опять указал перстом на юг, — Мы поднесём к поляне ночью миномёты и обстреляем их. Выдвигаться нужно всеми силами. Они там обезумят и ринутся во все стороны, в том числе и к миномётам. Вот четыре с лишним сотни спешенных ратников должны их встретить и отогнать из луков, пищалей, тромблонов, да хоть алебардами и копьями. Главное — ни дать степнякам пробраться к миномётчикам. Выпускаем по пять мин из каждого миномёта и уходим назад за засеку. Повезёт, убьём у них кековета или нурадина, бия, мирзу, уж не знаю, как там они себя обзывают. Не повезёт, просто напугаем этих товарищей. Когда ночью с воем на них начнут мины сыпаться и взрываться, то самый храбрый богатур захочет поближе к реке оказаться. Штаны нужно простирнуть.

В рассуждениях Борового был огромный минус. И он его видел. Они же были на той поляне. Она не маленькая — метров двести