Физрук-6: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

class="p1">— Нет. Мне просто нужно прояснить некоторые моменты. Хотя нельзя исключить, что нам придется встречаться с вами официально. Вы важнейший свидетель и к тому же — потерпевшая сторона…

— Хорошо, что хоть — не соучастник.

— Очень бы хотелось надеяться, что не станете им, — без тени улыбки ответил Иван Борисович. — Итак, вопрос первый. Когда вы познакомились с Киреевым?

— Когда он впервые вызвал меня на допрос, — ответил я. — По-моему, в сентябре прошлого года. Точной даты уже не помню.

— Ну это легко уточнить, — пробормотал Киселев. — Второй вопрос. Когда вы узнали, что Киреев супруг вашей коллеги, преподавателя химии Екатерины Семеновны Киреевой?

— Вот уж не припомню, но, скорее всего, уже после того, как побывал на допросе у ее мужа… Кажется, это произошло в гостях у нашего директора, Пал Палыча Разуваева, супруга которого является родной сестрой Киреевой. Прозвучало имя дяди Сильвы. Согласитесь, довольно редкое в наших краях.

— Согласен… А чем вы можете объяснить то, что Киреев, себе в ущерб, упорно преследовал вас?..

— У меня нет этому объяснения.

— Допустим… — кивнул Иван Борисович. — Понимаете, в деле Киреева это самое темное место…

— А он-то что говорит об этом?

— Бред какой-то несет. Что вы совсем не тот, за кого себя выдаете.

— Вот как? И кто же я?..

— Он упирает на версию, что вы иностранный разведчик, засланный в Союз с неизвестной целью. Не скрою, мы обращались в Комитет Государственной Безопасности по поводу этого заявления, но глава местного Управления, полковник Михайлов, отказался рассматривать эту версию.

— И на том спасибо!

— Значит, вы не можете прояснить причину неприязни Киреева к вам лично?

— Нет.

— Жаль, — вздохнул Иван Борисович. — У меня больше нет к вам вопросов. По крайней мере — пока! Не смею больше задерживать.

Мы опять обменялись рукопожатиями, и я покинул директорский кабинет, хозяин которого, видать, уже отбыл. Конечно, у меня была версия почему Рогоносец «такую личную непризянь испитывал к потерпевшему…», но я не мог поделиться ею даже со следователем прокуратуры, ибо здесь замешена честь женщины. Что касается остальных мотивов, то они уже входят в соприкосновение с гостайной. Так что пусть спецслужбы между собой разбираются. У меня и без них хватает хлопот.

Занятий в школе у меня на этой неделе больше не было. Можно было отправляться домой. Тем более, что Вилена обещала позвонить. Конечно, я не собираюсь сидеть, как Барбос на привязи и ждать ее звонка, но и мотаться просто так по городу тоже незачем. Хотя, почему просто так? Можно прибарахлиться, а то стыдно не то, что девушку, брата с сестрой приглашать. Ну если с мебелью у меня более менее нормально, то вот с бытовой техникой отстаю от современных стандартов. Ни стиралки, ни пылесоса.

Само собой, я опять отправился в местный ЦУМ. В отдел бытовой техники. Побродив среди стеллажей с диковинными агрегатами и посоветовавшись с продавцами, я купил два «Урала» — стиральную машинку «Урал-4 М» и пылесос «Урал». Последний понравился мне тем, что имел чехол из кожзама, превращавший агрегат в пуфик. Подносилы, которые всегда толкутся возле мебельных и промтоварных магазинов, в надежде заработать на выпивку, помогли мне погрузить стиралку в багажник, получили на «чай», и я отбыл домой.

Артемий Сидорыч помог мне выгрузить покупки. Стиральную машинку мы с ним поначалу занесли в ванную, но там она заняла слишком много места. Пришлось переть ее в кухню. Там было куда просторнее, да и вода имелась. Пылесос же занял почетное место в прихожке. Поблагодарив сторожа, я решил опробовать агрегат, с которым меньше всего возни. «Урал» ревел, как северный ветер в горных долинах, но пыль и разный мелкий сор втягивал исправно. Я прошелся с ним по кухне, прихожей и обеим комнатам. И остался доволен результатом. Только я вымыл руки, как раздался телефонный звонок.

— Да?

— Саша, добрый вечер! — раздался в трубке голос Вилены.

— Привет!

— Чем занимаешься?

— Да вот, купил сегодня пылесос и стиральную машину. Пылесос уже опробовал, а стиралку пока не решаюсь. Тут нужна женская рука.

— Приглашаешь меня в гости?

— Не приглашаю — жду!

— Я приеду завтра, — сказала она.

— Тогда подъезжай к дому номер шесть на улице Луначарского, мы там будем клуб для подростков ремонтировать. Я там буду около двух часов дня.

— Хорошо, я подъеду туда.

— Удалось тебе поговорить с отцом?

— Конечно.

— И какие вести?

— Говорит, что есть двухкомнатная, пай продается. Семья, которая строила, в Казань переезжает. Деньги нужно внести не позже понедельника.

— Значит — внесем.

— Скажу отцу.

— Спасибо, хорошая моя!

— Как приятно это от тебя слышать.

— Лучше — не по телефону.

— Тогда завтра и скажешь мне это.

— Скажу.

— Ну до завтра!

— До встречи!

Положив трубку, я посмотрел на часы. Время еще не позднее. Телефона у брата с сеструхой нет, а новостью поделиться не терпится. Я оделся и вышел во двор, завел машину, посигналил. Сидорыч вылез из будки, ворча под нос, отворил ворота. И я помчался в Заречье. По пути тормознул у кулинарии, купил торт «Ленинградский».

Через десять минут уже поставил у забора Борисовых свою машинку. Окна в сгустившихся сумерках сияли желтым. Значит, дома хозяева. Вошел, не стуча. Ксюха замешивала тесто на кухне, обернулась.

— Ой, братец, привет! — улыбнулась она.

— Здравствуй, Ксюша!

— Раздевайся, проходи, скоро пирог будет.

— А Володька все шлындает?

— Нет, дома он. Занят. Не велит беспокоить.

— Ну значит, не будем.

Я скинул обувку, разделся. Поставил на стол коробку с тортом. Спросил:

— Пирог-то с чем будет?

— С капустой.

— Обожаю пирог с капустой… — сказал я. — А торт пойдет на сладкое.

— Продолжаешь нас баловать.

— По родственному, по родственному… — кивнул я. — Кстати, в понедельник пойдем с тобой, сестрица, квартиру двухкомнатную в новом доме выкупать.

От изумления, Ксюха плюхнулась на табуретку. Всплеснула руками, белыми от муки.

— Уже⁈

— А чего тянуть, — пожал я плечами. — Сразу и переедете.

— А — дом? Как его бросить? Здесь же наши родители жили. И бабушка.

— Дом запереть. Что с ним станется.

— Страшновато… Ведь всю жизнь здесь живем…

— Сестричка, тебе же не восемьдесят лет… Володьке не придется