На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников

— Pfanne offnen! — раздалась команда, и два ряда мушкетёров одновременно открыли полки с затравочным порохом. — Schiest!

Серпентины опустили тлеющие фитили в затравочный порох, и спустя короткое мгновение мушкеты плюнули в наступающих ландскнехтов свинцовой смертью.

Много дурного говорят в последние годы о ландскнехтах, мол, не те они стали, совсем не те. Лучше всего копать могут, а вот воевать — уже нет. И много горькой правды в этих словах. Но Юзефович набрал себе на свой кошт роты стойких наёмных солдат, помнивших славу победителей при Бикока, Павии и взятие Рима. Они прошли через свинцовый ветер, и ударили по изготовившимся к обороне таким же наёмникам, только служившим Веселовскому. Мушкетёры успели убраться за строй пикинеров, однако первыми ударили алебарды. Тяжёлые топоры их обрушивались на головы и плечи врага. Самые ловкие из алебардщиков умелыми движениями запутывали вражескими пики, отводя в сторону две-три, а кое-кто при удаче сразу пяток, открывая своим товарищам противника. И тут только успевай колоть своей пикой — в грудь, в лицо, в горло. Быстрым ударом, сразу же возвращая оружие обратно.

Бой на мосту, где люди зажаты со всех сторон, страшен и жесток. Раненные не могут покинуть баталию, мёртвые и те часто остаются стоять, стиснутые товарищами. И два строя отчаянно давят друг на друга. Подкованные каблуки сапог и туфлей скрежещут по настилу. И ни одна из сторон не может взять верх над другой.

Унтера орут, надсаживая глотки, но помогает это мало. Тут уже не бой, тут столкновение двух масс пехоты, когда от команд, угроз и подбадривания никакого толку нет. Как будто два тысячеруких, тысяченогих великана ворочаются, пытаясь вытолкать друг друга из пещеры. Они равны силой и массой, потому и застряли, не могут справиться друг с другом.

То ли у кого-то треснула под ногой доска настила. То ли просто сил не хватило. То ли ещё что. Одному Богу известно, как это обыкновенно и бывает в битвах. Но настал переломный момент. Обороняющиеся дрогнули и подались назад. Ландскнехты Юзефовича нашли в себе силы под крики давно сорвавших голоса унтеров надавить ещё раз. И строй обороняющихся посыпался. Они принялись оправдывать самые дурные слова, что говорят о ландскнехтах. Не удержав строя, начали разбегаться. Пускай унтера и попытались навести порядок, кого-то даже прикончили — не помогло. Баталия отступила от моста в полном беспорядке. А мимо наступающих ландскнехтов Юзефовича уже бежали казаки Гошица. Рассыпавшись по берегу Немана, они принялись палить в спину отходящим наёмникам Веселовского. Те огрызались из мушкетов, но не имея возможности дать нормальный слитный залп предпочитали отступать вместе с расстроенной пикинерской баталией.

Как только достаточно широкий участок берега был отбит у врага, Юзефович с Гошицем подали условный сигнал, и по деревянному настилу моста застучали подкованные копыта конных хоругвей Оскерко, Мирского и самого Станкевича. Старый полковник сам сел в седло, облачившись в броню, как в былые времена, и повёл в атаку панцирных казаков.

[1] «Земляная пушка» — это камнеметный фугас, который использовали как вынужденную меру при нехватке артиллерийских орудий и больших запасах взрывчатых веществ. Конструкция: в твёрдом грунте по направлению к цели выкапывали под углом большую яму цилиндрической формы. На дне ямы делали небольшое углубление меньшего диаметра, которое играло роль пороховой камеры. Стенки ямы и камеры обкладывали досками, скреплёнными между собой верёвками и обручами. В камеру засыпали порох, накрывали деревянным щитом. От камеры протягивали наружу длинный фитиль. На щит клали гранаты и разных размеров камни общей массой до 375 кг

[2]Серпентин (змеевик) — S-образная деталь фитильного замка мушкета, которая в примитивном варианте выполняла функции курка и спускового рычага

* * *

Мы не успели подойти к Гродно вовремя. Когда наше войско встало под его стенами, на улицах уже шли ожесточённые бои. А по мосту через Неман шли всё новые и новые подкрепления. Веселовский сделал всё, что мог, однако выстоять против настолько превосходящего его числом вражеского войска, было не в его силах.

Обошлись без военного совета — все и так понимали, что нужно делать. В этом, пожалуй, явное преимущество литовской, да и польской тоже, армии перед московской. Из-за того, что каждый тут сам себе пан, полковники да и хорунжие тоже действуют более самостоятельно, не оглядываясь на воевод, не дожидаясь приказов. Первыми в город вошли шотландцы Якоба Рамсея, который повёл их вперёд не дожидаясь приказов. За ними последовали многие спешившиеся волонтёры из числа безземельной и дробной шляхты. Своими саблями и пистолетами они решили добыть себе славу и кое-какие материальные блага. Рисковать головой им было не впервой. А на узких улочках Гродно им будет сражаться куда сподручней чем тем же шотландцам или ландскнехтам.

Сам я как и остальные воеводы в город соваться не спешил. Нечего нам там делать. Поэтому прямо во время боёв мы вынуждены были довольствоваться обрывками информации, почти не зная, что творится на улицах города в полуверсте от нас. Лагерь разбивать не стали, все сидели в сёдлах, ожидая чего угодно. Обоз ещё только подтягивался, да и кавалерию не стали отправлять в город, где от неё будет немного толку. Сейчас на улицах Гродно воевали пешие волонтёры да несколько наёмных рот ландскнехтов и шотландских стрелков, что содержали на свой кошт магнаты. И драка там шла нешуточная.

Я мог видеть только её последствия. Кое-где вспыхивали подожжённые непонятно кем дома, пламя, несмотря на холодную и сырую февральскую погоду так и норовило перекинуться на соседние, и тушить его не спешили. Лишь когда сражающиеся покидали улицу, где порой вовсю уже полыхала пара домов, местные жители рисковали выбираться из тех щелей, куда забивались, и принимались тушить горящие здания. До нас долетали только отголоски сражения — чаще всего слитные залпы мушкетёрских шеренг, да лишь изредка самые громкие крики, какие доносил порывистый ветер. Немногим чаще прибегали с вестовые от полковников и хорунжих, что дрались сейчас в городе, с докладом и как правило просьбой о подкреплении.

— Как будто мы всё же тесним врага, — произнёс после очередного такого доклада Ходкевич. — Мы можем вводить в Гродно солдат где хотим, Жолкевский же ограничен мостом. А это очень узкий ручей, которому не сравниться с нашей полноводной рекой. Пускай у него больше людей, но из-за моста, это преимущество мало значительно.

— Надо давить и прорываться к этому чёртову мосту, — заявил вполне очевидное Острожский. — Займём его снова, и Жолкевскому останется только отступить. Нет у него сил для нового штурма. Тем