Шарлатан V - Квинтус Номен

когда я (именно как «всем известный Шарлатан») вручаю вылезшим из космического корабля героям космоса ордена Шарлатана. И вот тут стало понятно, кто уже настоящий актер, а кто пока еще только осваивает эту непростую профессию: Донатас Юозович, как и было написано в сценарии, ответил «Служу Советскому Союзу», а вот Регимантас из образа выбился:

— Спасибо, конечно, но предупреждаю: я больше никуда не полечу, мне и этой съемки на всю оставшуюся жизнь хватило. Что, съемка закончена? А ордена кому теперь сдавать?

— Здесь закончена, — с широкой улыбкой ответил ему Герман, — осталось в студии еще минут десять доснять, но этим мы где-то через неделю займемся. А ордена, как я понимаю, уже ваши… — он постучал по корпусу корабля: — эй, Юрий Алексеевич, можно вылезать уже, съемка закончена! И спасибо вам за терпение!

Да уж, терпение тот проявил действительно незаурядное. Стоящая рядом Варя Халтурина от нетерпения чуть не подпрыгивала, а ведь ей всего-то и нужно было о нескольких бытовых мелочах актеров расспросить, чтобы в книжке (которую я ее писать все же заставил) не было откровенной чуши (я ей и сам мог все довольно подробно расписать, но я для нее в этом авторитетом точно не был). А вот сидеть тихо и незаметно, буквально ветошью прикидываясь, когда идет съемка — это было на самом деле очень непросто. Почему-то люди, к кино отношения не имеющие (как, например, моя Лида) очень хотят «попасть на экран» — и сколько пленки было испорчено, когда всякие «любители кино» якобы «нечаянно влезали в кадр».

Но тут все получилось «правильно», и Герман так же снял и вручение ордена Шарлатана капитану Гагарину — ну а затем всех космонавтов забрали медики. Ненадолго забрали: по плану фильм должен был выйти в прокат седьмого ноября, а необходимые «еще десять минут» для съемок требовали минимум пары недель. Требовали — но уложиться, в соответствии с графиком, нужно было в пять суток…

Глава 15

Когда я предложил снять часть фильма непосредственно в космосе, на новой орбитальной станции, это вовсе не было результатом воспаленной фантазии, я все заранее просчитал, причем и в деньгах — тоже. О том, что готовится новая станция, я по работе знал: как ни крути, а писать управляющие программы лучше, чем у меня в институте, пока никто еще не умел, так что отдельная группа именно этой работой и занималась. Небольшая группа, но руководил-то ей я! И знал, что, когда и где: мне все планы полетов начальство «задолго до» спускало. И еще я знал, что первый полет к новой станции будет короткой и не столько «рабочей», сколько «пусконаладочной» и «инспекционной»: космонавт (один) на станции включит все, что нужно на ней включить, проверит, что все там работает (или определит, что не работает и нуждается в замене), установит несколько привезенных с собой приборов (изначально станция представляла из себя почти пустую бочку) и отправится домой, а через пару недель на станцию прилетит уже штатный «исследовательский» экипаж, который с собой захватит при необходимости и требующие замены блоки. Или не захватит, а привезет приборы «необязательные», которые туда разные ученые мечтают отправить в космос чтобы что-нибудь поисследовать. И все тут вроде было заранее распланировано — но я кое-что знал такое, о чем в газетах людям не сообщалось.

Например то, что орбитальные станцими запускались (в силу ограниченности возможностей советских ракет) практически пустыми, а все нужное (почти все) туда доставлялось уже позже. Но пока автоматических грузовиков еще не существовало, и грузы таскали на пилотируемых кораблях — с одним пилотом, чтобы все же именно грузов побольше на станцию захватить.

А еще например то, что в СССР были две «рабочие» космические ракеты: «Мечта» — почти что копия знакомой мне «семерки» Козлова, на которой можно было вытащить на орбиту пять с половиной тонн всяких грузов и «Заря» — ракета ранее неизвестных мне Выродова и Труфанова, которая — в зависимости от «комплектации» — могла поднять от примерно семи до чуть более чем десяти тонн. И вот с этого места начиналась «чистая бухгалтерия».

«Мечта» в производстве обходилась примерно в двадцать пять миллионов рублей (а в варианте для запусков «к другим планетам» — до тридцати пяти), а «Заря» — в комплектации с двумя «боковушками» от семидесяти до ста десяти миллионов с шестью стартовыми ускорителями. И «просто пилотируемый корабль» она поднимала как раз в самом дешевом варианте, а новую орбитальную станцию массой больше десяти тонн подняли ракетой в самом дорогом комплекте. А вот первый «инспекционный» полет должен был проводиться на ракете «промежуточной стоимости», с четырьмя боковушками, так как в первом полете нужно было на пустую станцию еще и кучу оборудования поднять. Но это вариант ракеты стоил уже около девяноста миллионов, так что если в корабль побольше всякого напихать, то всего за двадцать миллионов появлялась возможность поднять дополнительно почти полторы тонны «полезного груза». Например, двух дополнительных человеков с кучей аппаратуры — но так как человеки со всеми прилагающимися скафандрами и необходимой для их выживание едой и питьем, а так же кинокамерами и пленкой тянули максимум по два с половиной центнера на рыло, то получалось, что уже в первом полете имелся шанс лишнюю тонну груза, с кино никак не связанную, на станцию доставить. А если удорожание полета готовы оплатить совершенно «левые» товарищи, так это даже и хорошо — ну, с точки зрения военных хорошо. И поэтому, хотя каждый, кто узнавал о моей затее, первым делом произносил фразу «да ты охренел!», этот каждый спустя уже минут десять соглашался, что «в этом что-то есть».

А когда я товарищу Пономаренко рассказал о «вычисленном мною» политическом эффекте от отправки в космос актеров просто для того, чтобы на орбите кино снять, все завертелось с невероятной скоростью. Причем завертелось так, что пребывающие в состоянии глубочайшего охренения разные товарищи даже не задали себе вопроса о том, «почему Шарлатан так уверен, что человека к полету можно будет за три месяца подготовить». Хотя… всем же давно советская пропаганда объяснила, что «Шарлатан всегда прав»…

Медицина, по счастью, у обоих литовских актеров никаких особых противопоказаний к полетам не нашла, так что следующие три месяца массовое охренение персонала происходило главным образом в центре подготовки космонавтов. И я тихо радовался, что в ЦПК никто литовским языком не владел: мне через товарища Уткину специально направленные в Центр люди передавали, о чем товарищи