Земский докторъ. Том 6. Тени зимы - Тим Волков

— Именно так и есть, мадам! — расплылся в улыбке старик. — «Спартак»! Шикарное издание госпожи Поповой! Великолепный выбор для юной мадемуазель. Что-то еще желаете-с?

Что касается Ивана Палыча, так он давно уже углядел выложенные на прилавке яркие брошюры с броскими заголовками на красном фоне — «Натъ Пинкертонъ. Король сыщиковъ».

— Мы вот еще и эти возьмем! Обе! И там, где Нью-Йорк на картинке, и с воздушным шаром — «Арест в облаках»…

— Для молодой девушки⁈

— И еще… нет у вас чего-нибудь о Шерлоке Холмсе?

Букинист хлопнул в ладоши и рассмеялся:

— Была. Если не продал уже… А, вот она! «Записки знаменитого сыщика». Берете?

— Обязательно! Ничего, если продуктами расплатимся? — засуетился Иван Палыч. — У нас вот — сало, галеты, сухари…

— Замечательно! — просияв лицом, старичок потер руки. — Сало — весьма хорошо, знаете ли! Как раз сейчас торговлишку закончу… Вам завернуть?

— Да, если можно, — кивнула Аннушка.

— Можно, можно… Завтра пойду по домам… по учреждениям… Кстати, не слышали, что на Яблоневке произошло? Весь базар болтает, а толком никто ничего.

— Не-е, не слыха-али…

* * *

Гробовский все же попросил доктора еще раз поговорить с Варварой Платоновной.

— Понимаешь, Иван, она тебе не то, чтобы доверяет. Но… уважает, что ли… Как любой пациент — врача. Может, что-то еще расскажет, чего никогда не скажет ни мне, ни Аристотелю.

Пришлось согласиться, чего уж.

Коллега, Федор Авксентьевич, завидев уездное начальство, поначалу насторожился:

— Опять к нам?

— Не к вам лично, а к пациентке. К Варваре Платоновне, — поспешно успокоил доктор. — Просили поговорить.

— Ну, что ж, извольте, — Федор Авксентьевич развел руками. — А потом прошу на чай.

В ЧК доктору выписали мандат, и часовые лишь козырнули. В коридоре встретился знакомый старичок-букинист — расставляя на этажерке книжки. Доктора он узнал, улыбнулся:

— Ба! Знакомые все лица. Ну, как книжки? Понравились юной мадемуазель?

— Еще бы! — рассмеялся Иван Палыч. — Пинкертона с Холмсом проглотила сразу. Теперь занялась Спартаком.

— Однако, серьезная девушка!

— Да уж…

Букинист повернулся к часовым:

— Ребята, можно я это этажерочку пододвину? Ну, чтоб сразу книжки было видны.

— Да двигайте, чего ж. Может помочь?

— Нет, нет, благодарствуйте! Не такой я уж еще и развалюха — справлюсь.

Больная выглядела нынче гораздо лучше, хотя испуг ее вовсе не прошел. Впрочем, говорить с доктором она наотрез отказалась, правда, сделала это в отстраненно-вежливой форме.

— Все, что вам надо, я уже скала. А болтать попусту не люблю. Да, долго меня здесь еще будут держать?

— Это к лечащему врачу обращайтесь… Кстати, вам могут помочь с жильем. На какое-то время…

— Не надо.

— Вы все же подумайте, хорошо?

Когда Иван Палыч вышел, букиниста уже не было. Сидевшие на диванчике красноармейцы с любопытством листали старые номера журнала «Нива», на этажерке, рядом с дверью палаты, стопочками лежали книги. Пушкин, Жюль Верн и какие-то толстые справочники на немецком языке. Кому нужны, интересно? Или это так, в придачу…

От чая доктор отказался — опаздывал в исполком, а там до Зарного давали машину. Надев шапку, Иван Палыч вышел на улицу и быстро зашагал по тротуару.

Не успел он пройти и полсотни шагов, как позади вдруг раздался чудовищной силы взрыв! Посыпались осколки стекол, редкие прохожие опрометью бросились прочь, а с деревьев, недовольно каркая, взметнулись в небо вороны.

Доктор резко обернулся и с ужасом глянул на госпиталь:

В разрушенном оконном проеме на третьем этаже, бушевало буйное оранжево-желтое пламя, поднимался, уходил в небеса густой черный дым.

Глава 19

Иван Павлович влетел в госпиталь, как ураган, сметая с пути перепуганных санитаров. Воздух был густым от едкой пыли, гари и сладковатого, тошнотворного запаха крови. По коридору, хватаясь за стены, брели в шоковом оцепенении пациенты в окровавленных бинтах.

Где именно произошел взрыв не было сомнений. Туда доктор и побежал.

Рванул к палате Варвары Платоновны, но на месте двери зиял черный, обугленный пролом. Двое часовых, что еще недавно лениво резались в карты, лежали в неестественных, сломанных позах. Их тела были изрешечены осколками кирпича и стекла. Оба мертвы.

— Варвара! — крикнул он, переступая через груду обломков.

Палата была уничтожена. На полу, прислонившись к единственной уцелевшей стене, сидела она. Ее роскошное платье превратилось в окровавленные лохмотья. Все левая сторона тела изуродована ожогами и глубокими рваными ранами, из которых сочилась алая пена. Осколок оконной рамы, как кинжал, торчал у нее в груди. И глаза… Широко раскрытые, полные не столько боли, сколько леденящего, абсолютного ужаса и… понимания.

Увидев доктора, Варвара попыталась что-то сказать, но из рта вырвался лишь хриплый, клокочущий звук. Из уголка губ потекла струйка крови.

Иван Павлович рухнул перед ней на колени, его пальцы инстинктивно нашли запястье. Пульс слабый, нитевидный, бешено скачущий — предсмертная агония. Поздно. Слишком поздно…

— Держись, — прошептал он, бессмысленно пытаясь зажать ладонью самую страшную рану на ее груди. Горячая кровь тут же залила его руку. — Держись…

Она снова попыталась заговорить. Иван Павлович наклонился ниже, к самым ее губам, стараясь разобрать хриплый шепот, пробивавшийся сквозь клокотание крови в легких.

— Он… он… — ее тело содрогнулось в судороге. — Кни… га…

— Книга? — переспросил Иван Павлович, не понимая.

Она слабо, едва заметно кивнула, потом захрипела. Глаза девушки закатились, веки задрожали. Иван Павлович понял — это конец.

Ее тело обмякло в его окровавленных руках, последний выдох вырвался из груди тихим, сдавленным стоном. Голова безвольно упала на плечо.

Все было закончено.

* * *

Срочное совещание назначили прямо в больнице. Выставили охрану, примчались Гробовский, Субботин, Красников. Ивана Павловича тоже включили в комиссию — как важного свидетеля.

На столе лежали обрывки бумаги и корешок — все, что осталось от того самого толстенного немецкого справочника по машиностроению. Рядом крутился Аристотель Субботин в белых перчатках, рассматривал улику через лупу.

— Полая, — отрывисто бросил он, проводя пальцем по корешку. — Вырезали в страницах полость. Туда и заложили бомбу. Видимо механизм часовой, вижу остатки батареи и химического детонатора… Обычная «адская машина», каких эсеры тоннами делали в девяностые. Профессиональная работа.

— Книга… — задумчиво произнес Гробовский. — Ловко придумано. И дерзко исполнено! Книгу принесли в палату под мышкой, на глазах у часовых! И они ему помогли этажерку подвинуть! Вот ведь!..