Бастард Александра - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Пожалуйста!

Это сработало, и, сменив гнев на милость, девчонка махнула рукой.

— Ладно, пошли, покажу!

Примерно через полчаса мы вышли к ущелью. Расщелина уходила вниз бездонной пропастью, а на восточном карнизе был виден совсем свежий обвал породы. Съехавшая часть горы основной массой улетела в пропасть, оставив на карнизе завал из камней и земли.

Чуть выше этого завала открывался пласт чужеродного минерала, выделяющегося ярко-черной полосой на фоне почти белого песчаника. Эта полоса, то сужаясь до двух-трех метров, то расширяясь до пяти-шести, протянулась на всю длину обвала, примерно шагов на двести.

Опасливо косясь на пропасть слева, я взобрался на завал и пробрался к чёрному пласту. Там, взяв один из чёрных обломков, что во множестве валялись у подножия, я осмотрел его и пришёл к выводу, что этот минерал уж больно смахивает на каменный уголь.

Я не геолог, но каменный уголь видел воочию и даже топил им печку в армии. Те камни, что я держал в руках, походили на него абсолютно. И всё же стопроцентную гарантию я бы дать не отважился, и потому решил проверить.

Прихватив несколько кусков, я спустился к Арете. Вдвоём с ней мы быстро набрали дров и развели костёр.

«Проверить, каменный это уголь или нет, проще простого, если есть огонь!» — мысленно сказал я сам себе и покидал куски породы в пламя. Уже через пару минут, когда чёрные камни раскраснелись внутренним жаром, все сомнения отпали, зато родилась новая концепция, как мне быстро заработать денег.

Тут и думать было нечего, всё просто до неприличия! Собирай уголь в ущелье да вези его на рынок! Впереди зима, а в греческих домах в это время жутко холодно. Дров мало, и они непомерно дорогие! Все общественные леса вокруг города вырублены, остались только частные, такие как наш. Владельцы поместий, естественно, рубить своё не дают, поэтому дрова надо возить издалека. К тому же эти избалованные дети тёплого юга совершенно пофигистски относятся к сохранению тепла: их жилища в основном отапливаются открытым очагом без дымохода. Дым выходит в дыру на крыше и другие оставленные для этого отверстия. Тепло мгновенно улетучивается вместе с дымом, а в эти же отверстия заходит сырость и холод.

В общем, я бы предпочёл встретить зиму в якутской яранге, чем в греческом доме, но, к сожалению, меня никто не спрашивает.

Пока мы сидели у костра и Арета, как обычно, несла всякую хрень про свои детско-девчачьи заморочки, я делал вид, что слушаю её, а на самом деле думал о своём.

«Раз ставка на оружие не сыграла, то мы пойдём другим путём! — Я мысленно усмехнулся. — Сделаем упор на любовь греков к комфорту. Вместо дров предложим им каменный уголь, а вместо очага — печь!»

С того момента я вновь ожил и энергично принялся за дело. Тут в помощь мне пошло еще и то, что все необходимое для реализации моих планов нашлось на земле поместья Барсины. Огнеупорная глина, песчаник и гипсовый камень — все это не надо было даже искать, всё уже было найдено, только использовалось крайне неэффективно.

Из глины гончар поместья Фарон крутил необходимую в хозяйстве посуду, а из смеси той же глины и гипсового камня кузнец лепил формы для литья.

Начал я с того, что упросил Фарона соорудить для меня первую печь прямо у глиняного откоса, на берегу реки и поближе к ущелью с углем. Это даже не печь была, а скорее нора на склоне. Кузнец Евдор, скрепя сердцем, выделил несколько полос бронзы и выковал мне форму под шесть кирпичей размером десять дактилей на пять и на два с половиной, по-нашему — двадцать сантиметров на десять и на пять.

Эту форму под руководством Фарона мой новый раб Экзарм набил глиной и засунул в печь. По готовности вытащил — и по новой. Когда набралось достаточно кирпичей, сложили уже настоящую печь, а Евдор сделал еще парочку форм.

Тут дело пошло, и уже через пару недель я устроил жителям Пергама новое представление. Небольшую печку со съёмной медной трубой сложили прямо перед нашей палаткой на рынке и на глазах у собравшихся зевак разожгли в ней уголь. На печь поставили котёл, и, как только вода вскипела, заварили в керамическом чайничке сбор из пахучих трав: мяты, зверобоя и каких-то ещё, названия которых я даже не знаю.

Этот горячий напиток с добавлением мёда предложили зрителям, и, должен сказать, бесплатное угощение пошло на ура. Пока горожане пили и нахваливали этот предвестник русского сбитня, Мемнон и Эней втирали им в уши, что каждому, кто захочет, мы готовы сложить такую же печь в его доме, а уголь можно купить у нас по цене вдвое ниже, чем стоит равная по весу охапка дров.

Заинтригованный народ подходил и подходил, пил халявный сбитень, косился на обжигающие бока печки и, смотря на пылающий огонь, чувствовал идущий от неё жар. Вместе со вкусом горячего непривычного напитка он проникался и прочими прелестями представленных нововведений.

К этому косвенному рекламному давлению прилагался еще и уверенный голос Мемнона, уверяющий горожан, что с покупкой такой печи они навсегда забудут о зимней сырости и холоде.

Еще не знакомые с коварством рекламы, жители Пергама совсем размякли и в большинстве своём поддались на сладкоречивые излияния Мемнона. В тот день нам заказали пятьдесят семь подобных печей и скупили весь заготовленный уголь. Это был мой маленький триумф, а на посеревшем после первой неудачи лице Мемнона впервые появилась улыбка. Бедняга тяжело переживал потерю своих накоплений и корил себя за то, что поддался на уговоры несмышлёного ребенка.

Дальше дело пошло по накатанной и только разрасталось. Неожиданно выяснилось, что глиняный кирпич уже сам по себе — немалая ценность. То, что делали здесь до меня, называлось плинфой и было довольно затратным и дорогим делом. Дом из этой самой плинфы мог позволить себе только очень и очень богатый человек, и потому такой кирпич применялся лишь при государственном строительстве, где, как водится, никто деньги не считает.

Поэтому, не раздумывая, я вложил всё полученное с продаж серебро в новые печи и добычу глины и угля. Мемнон, конечно же, пытался возражать, мол, обожглись уже раз, неплохо было бы сделать хоть какой-нибудь запас на чёрный день. Я с ним согласился, но всё сделал по-своему, сказав, что резерв — дело хорошее, но им займёмся как-нибудь потом. Сейчас куда важнее оборот!

Надо сказать, что Мемнон