Аландская Звезда - Иван Валерьевич Оченков

напротив, сразу пошел на сближение, рассчитывая на мощь нарезной артиллерии. К несчастью, французская броня оказалась ничуть не хуже британской, но при этом ее плиты были гораздо лучше закреплены. И несмотря на то, что по ним то и дело прилетали тяжелые «гостинцы» русских, прекрасно справлялись со своей задачей. Так что почти часовая перестрелка не привела к сколько-нибудь значимому результату.

— Надо подойти в упор, — прокричал стоящему рядом с ним Поклонскому Бутаков.

— Но эдак мы зайдем на свое же минное поле!

— К черту мины, все равно от них никакого толка!

— Вы сумасшедший!

— Я знаю. Но это не повод не выполнять приказ!

В отличие от французов, русский броненосец уже несколько раз разворачивался к ним то одним, то другим бортом, выводя тем самым из боя часть артиллерии и давая ей остыть. Только концевые орудия в своих башенно-подобных казематах имели возможность разворачиваться и вести огонь беспрерывно. И хотя на пробитие французской брони мощности «нарезных баумгартов» пока не хватало, один удачно выпущенный снаряд угодил-таки в открытый порт «Конгрева», после чего тут же взорвался. Надо сказать, что из-за несовершенства взрывателей такое случалось далеко не всегда. Но сейчас нарезная бомба сработала на все сто, убив и покалечив сразу пару десятков человек прислуги и контузив еще столько же. Больше того, один из осколков воспламенил просыпавшийся из порванного картуза порох, из-за чего в тесном пространстве вспыхнул пожар. Казалось, еще немного, и гордость кораблестроения Франции взлетит на воздух!

К счастью для потомков воинственных галлов, один из сохранивших способность соображать канониров вовремя заметил опасность и бросился к ящику с песком, стоявшим на артиллерийской палубе как раз для таких случаев. Подхватив лопату, он начал засыпать разгоравшийся огонь. Затем к нему присоединились пришедшие в себя товарищи, и общими усилиями им удалось спасти себя и свой корабль.

Но, как бы то ни было, «Конгрев» был вынужден прекратить огонь, чем тут же воспользовались на «Бомарзунде». Угловатый русский броненосец, прозванный бывавшими в Египте моряками «Пирамидой», подошел к нему, что называется, на пистолетный выстрел и обрушил на противника всю мощь своей артиллерии.

— Почему они молчат? ­– спросил оставшийся неуслышанным Поклонский. — Хоть на абордаж иди…

Нелепая на первый взгляд мысль вскоре показалась старому марсофлоту довольно-таки соблазнительной. С одной стороны, захват вражеских судов в этой войне был делом совершенно обыкновенным. Собственно говоря, даже их «Бомарзунд» еще год назад был британским блокшипом. Но вот броненосцы еще никто не захватывал, и первый, кому это удастся…

— Мой капитан, — обратился к командиру «Тоннанта» лейтенант Жерве. — Русские хотя взять «Конгрев» на абордаж!

— Почему де Флориньи прекратил огонь?

— Наверное, русским удалось пробить его броню…

— Что-то слишком много им удается в этой войне… даже ходить по собственным минам! Тут же должны быть мины, черт бы их побрал⁈

— Не могу знать, мой капитан!

— Полный вперед! — решился капитан Шамплатро и повел свой броненосец наперерез.

В отличие от Поклонского, Бутаков совершенно не горел желанием идти на абордаж. В тесных казематах русского броненосца не так много места, а потому лишних людей просто не было. Конечно, абордажные команды издавна формировались как раз из артиллеристов, и их канониры были обучены не хуже иных и прочих. Имелось у них и оружие: абордажные пистолеты, тесаки и даже ружья… Но идти захватывать незнакомый корабль, когда рядом еще один?

Гораздо лучше подойти в упор и расстрелять, пока тот по непонятной причине не может ответить. Этим Бутаков и собирался заняться, когда вахтенный доложил, что к ним приближается «Тоннант». В отличие от своего товарища, этот броненосец полностью сохранил боеспособность и был готов к самым решительным действиям.

Бросившись на нос, Григорий Иванович быстро добрался до погонного орудия и, оттолкнув в сторону ошалевшего от пороховых газов командира расчета поручика морской артиллерии Пустовойтова, приказал наводить пушку на нового противника.

Через минуту «Баумгарт» был готов, и начальник бригады скомандовал ­– «Пли»! Громыхнуло так, что у всех присутствующих заложило уши, а когда пороховой дым немного рассеялся…

— Бушприт мне в глотку! — витиевато выразился перемазанный сажей кондуктор.

Непрерывно палившее больше часа орудие не выдержало. Точнее, сама пушка, стянутая стальными кольцами, осталась целой, а вот ее чугунный ствол стал короче почти на две пяди.

— Отстрелялись! — сплюнул от досады Бутаков.

Он знал, что во время испытаний такое случалось, но не часто и, как минимум, после трех сотен выстрелов. Эта же пушка не сделала еще и половины, но…

Сложившуюся ситуацию без всякого преувеличения можно было назвать критической. Нарезные пушки были единственным преимуществом русского корабля, и потеря даже одной из них была невосполнимой. Тем временем артиллеристы «Конгрева» постепенно приходили в себя и даже один раз выстрелили. Сделанная из рельсов броня пока держалась, но… а с другой стороны, к ним приближался «Тоннант»!

Казалось, еще немного и катастрофа станет неизбежной. Разогнавшийся, если так можно выразиться о корабле с парадным ходом в 3,5 узла, «Тоннант» был уже совсем рядом, но тут из-под его форштевня вырвался столб воды. Одна из десятка встреченных им сегодня мин все-таки сработала и разорвала плоское днище броненосной батареи. Хлынувшая внутрь вода мгновенно заполнила практически лишенное переборок пространство, и французский корабль вместе со всем экипажем в считанные минуты пошел ко дну. Спастись удалось только одному матросу, ухитрившемуся выбраться сквозь порт.

Восторг, охвативший русских моряков, трудно описать словами. Они прыгали от радости, кричали ура и обнимались, не обращая внимания на чины и происхождение. Единственным сохранившим самообладание оказался, как ни странно, Поклонский. Как бы сильно не хотелось ему взять француза на абордаж, погибнуть на собственных минах он все-таки не желал и потому приказал дать задний ход. После чего выбрался на верхнюю палубу и голосом командовал рулевым.

— Прямо держи, братец! Уж постарайся, а я тебя в унтеры выведу и к кресту представлю. Человеком станешь… прямо держи, запорю, скотина!

Гибель «Тоннанта» произвела лично на Кокрейна сильное, можно даже сказать, ошеломляющее впечатление. Причина, быть может, состояла в том, что прежде он лишь слышал о действии «адских машинок» великого князя Константина и лишь теперь смог лично убедиться в их разрушительной силе. Мгновенно ушедший на дно могучий корабль сумел поразить даже такого не слишком впечатлительного человека, как сэр Томас.

— Как, черт возьми, они это сделали? — задавали себе вопрос британские офицеры и не находили ответа.

— Кажется, среди русских нашелся поклонник Эдгара Алана По,