Москва(-90) - Михаил Леккор

нарком всея НКВД СССР убегал от собственной службы! Хотя, в общем-то, причина его бега была куда важнее – по приказу самого диктатора секретаря ЦК ВКП (б) – но уголовщиной здесь и не пахло. Правда, в случае невыполнения наказание могло быть еще жесче.

Вот и торопились. В XXIвеке было проще – активизировал мобильную связь, получил… э-э, пряники, да это самое и потом приехал не спеша. А тут и линейной-то связи по настоящему не было. И это в Москве.

Но на нужное место они все-таки успели, судя по часам в приемной. Или все же не успели, если следить по событиям. По крайне мере, А.Н. Поскребышев – неизменный секретарь Хозяина – при их виде облегченно выматерился, суля по тону, недовольно сказал:

- Где вы ходите, Сам уже спрашивал о вас. О господи! - затем вырвалось у секретаря великого атеиста, когда он увидел лицо у великого князя.

Поскребышев, в отличие от обычного мнения обывателя (да и аппаратчика), всего не знал. Или, даже так – он знал все, что непосредственно касалось И.В. Сталина. А что не касалось, то и как-то проходило мимо. Вот и теперь он только ведал информацией, что Сергей Александрович Романов-Советский уехал на Запад. И даже передавал несколько шифровок. А он, оказывается, где-то влип. Не зря он шел с наркомом НКВД!

Прошли в кабинет. При этом Чкалов, хитрец такой, чуть-чуть подпустил великого князя и они пошли по сталинскому кабинету вровень. При этом, поскольку Сергей Александрович шел по центру, а Валерий Павлович был несколько с боку, то все взгляды Хозяина бросались именно на председателя Всеславянского Комитета.

А что делать, опоздали немного, по мнению И.В. Сталина, он и рассердился. В таком состоянии у него всем достается, хоть простому человеку, хоть наркому НКВД, только успевай получить подарки, синяки и шишки. А Сергей Александрович все-таки пострадавший, не хочешь, увидишь. Да и потом, он и так уже арестован, а дважды никак не арестуешь, как ни старайся.

Уловка хитромудрого Валерия Павловича Чкалова сбылась на все сто процентов. Недовольный Хозяин, раздраженно куривший трубку, по мере приближению опоздавших работников, откровенно удивился:

- Ба (или что-то подобное), товарищ Романов, что с вами?

Попаданец бы мог много ответить и в совершенно неприличной матерщинной форме, но даже в такой виде он понимал, что плохо будет в конечном итоге ему. Кроме того, спешная ходьба, почти бег, совершенно истратили и без того немногие силы. он опять ослаб, его тошнило и немного покачивало. А говорить попаданец почти не мог по причине избиения.

В результате все реакция на вопрос Сталина у Сергея Александровича вылилась в невольное растекание по стулу.

Хозяин на это раз не разозлился. Избитый великий князь, всегда эталон утонченности и элегантности, вызывал лишь жалость и удивление. Хотя кое-что знал и он, правда, в каком-то искаженном восприятии. И теперь он хотел разобраться и от этого, как он чувствовал, кому-то станет откровенно плохо.

Ведь И.В. Сталин прекрасно помнил, что он приказал арестовать данного, ха-ха, великого князя, но, по возможности держать так, чтобы он не пострадал. На этого странного человека с теперь уже нелепым и странным в СССР званием аристократа у него были некоторые задумки. А уж боятся или, хотя бы, опасаться Вождь его никак не мог. Ха-ха, да он его одной левой, вот этой полупарализованной.

А тут вмешались какие-то третьи силы и нагло избили его. Кто они, возомнившие выше великого Сталина?

Вождь вопросительно посмотрел на наркома Чкалова. Если он, то наркома НКВД и так надо менять время от времени. С большим удовольствием разберется!

- Товарищ Сталин, я, как вы и велели, направил в телеграмму с указанием только арестовать. Специально было написано – узника не бить, просто держать в тюремной камере! – четко сказал Чкалов, понимавший, что он ходит по краю пропасти и в любой момент может соваться.

Сталин, остановившись, посмотрел на него. Четкость и скупость ему понравились. Но он не любил делать выводы по одному источнику. Взял телефонную трубку, велел Поскребышеву:

- Найди мне Заковского.

И никакого немедленно или срочно. Секретарь и так понимает, что И.В. Сталину всегда некогда и лучше его не злить, а то самому обломится. Работает, как волк в овчарне, только люди (овцы) блеют!

Хозяин едва успел обернуться к посетителям – к Чкалову строго, пусть и внимательно, его люди наследили, а он пока не сумел оправдаться. К великому князю – отечески, и чуть-чуть с насмешкой – что же он так беззащитен, посалили в тюрьму НКВД лишь на несколько суток, а он умудрился уже та наляпаться!

Но у входной двери чуть слышно нарисовался Поскребышев с негромкими, но четкими словами:

- Товарищ Сталин, Заковский у телефона.

И Хозяин передумал разговаривать с посетителями, доказательства замнаркома НКВД были важнее. Он посмотрел на А.Н. Поскребышева:

- Переключай на меня, я переговорю с ним.

Секретарь молча кивнул, слова здесь были излишни, исчез в приемной. А И.В. Сталин через некоторое время, которое ему было нужно, чтобы положить свою курительную трубку на стол, а потом взял телефонную трубку со словами:

- Я вас слушаю, товарищ Заковский, говорите.

Сергей Александрович, облегченно севший одновременно с Чкаловым по сигналу Хозяина и ощутивший, что ноги – одна поврежденная, другая просто уставшая, начали жаловаться на нагрузку. Все-таки быстрый они совершили рейд с наркомом НКВД! Но начавший разговор И.В. Сталина с сопровождающим его из Мурманска замнаркома заставил поднапрячься. Еще ведь и Вождю надо не показывать свою заинтересованность. Как пить дать рассердится и даст по кумполу для профилактики хотя бы иносказательно.

Как понимал Сергей Александрович, Хозяин решил проверить слова и наркома и, в меньшей степени, самого пострадавшего. Он не любил, когда его дурачат, знал, что первых лиц в государстве обманывают куда как чаще, чем они хотят. И не дай бог это опять обнаружится, виновным будет хана без учета степени вины. То есть, в данном случае, если Заковский хоть в чем-то разойдется словах или Хозяин заподозрит его в лукавстве, нарком НКВД, пострадавший и очень даже и сам замнаркома окажутся в одном ряду у расстрельной стенки. И.В. Сталин предпочитал не оставлять единожды обманувших. Ибо на фиг! При этом любые самые правдивые оправдания не брались в расчет.

Так что от Заковского сейчас многое зависело, даже жизни двух находившихся в кабинете человек. И этот опытный человек, сам находившийся у края пропасти, не стал проваливать еще двоих.