Гарпунер - Андрей Алексеевич Панченко

— Я! Ничего! Подписывать не буду! — глухо рычу я в полубессознательном состоянии.

— А я тебя — в крысятник, сука!— вдруг с яростью и ненавистью, побагровев до ушей, цедил сквозь прокуренные желтые зубы следователь.— Тогда поумнеешь!

«Это что-то новое — крысятник." — сквозь бред подумал я, а сам молчал. Молчал потому, что, во-первых, уже и говорить не было сил, во-вторых, всякое мое возражение только усиливало раздраженность следователя. Я уже потерял ориентировку во времени, слова следователя доносились глухо, как бы издалека. Наконец я, то ли уже теряя сознание, то ли засыпая, почувствовал, что ноги подкосились. Я прислонился к стене спиной и начал сползать вниз, пока не уселся на пол. Чувствовал это, но не мог противостоять.

Очнулся, не понимая, где я и что со мной. Солдат поднимал меня за руки, со стороны раздавался встревоженный голос. На мое лицо плеснули холодной водой, усадили на стул.

— Так признаешься?

— Бля буду не я — в полубреду отвечаю я

— Уведите — сказал следователь солдату — в двадцать вторую его.

По коридору меня провели мимо своей камеры. Мы спустились в подвал, и в темном коридоре загремел замок, открылась дверь, обитая железом, и из открытой камеры дохнуло смрадным, спертым воздухом. При тусклом электрическом свете открылась безотрадная картина. В узкой комнате, шириной два на два метра, весь пол был занят плотно спрессованными телами людей. Они спали. Слышался разноголосый храп. Идти было некуда, я остановился у двери и не успел опомниться, как тяжелая дверь захлопнулась. Постояв несколько секунд, стараясь собрать свои мозги в кучу, я сразу свалился с ног и впал в тяжелый беспокойный сон.

Сколько я спал, не понятно, когда меня с трудом растормошили, в дверях стоял корпусной.

— Жохов!

— Я.

— Имя, отчество?.. На выход!

— На, держи — конвоир протянул мне свёрток, из которого пахнуло копчёной рыбой. С трудом удерживая слюну, я запихнул кусок в рот и стал с жадностью жевать, не зная кого благодарить, за избавление от «крысятника» и за переданную явно с воли еду.

— Спасибо! Кто? — ответа меня конвоир не удостоил.

— Сейчас в свою камеру — тихо и спокойно произнес он.

Когда раскрылась дверь камеры, и я переступил ее порог, раздались возгласы удивления.

— Это ты, чиф? — как бы не веря своим глазам спросил боцман — Ты откуда взялся?

Староста, не дожидаясь моего ответа, пояснил:

— Ясно, что с конвейера.

Я начинал догадываться, что тот затяжной двухсуточный допрос со сменой следователей и есть не что иное, как печально знаменитый конвейер.

Мне рассказали, что меня уже не числили в живых. Когда я не появлялся в камере уже более суток, обитатели ее спросили у корпусного во время его очередного визита, где я и тот ответил, что я умер. Не знаю, этим ли словом он ответил или иначе, но в камере поняли корпусного именно в таком смысле и обсуждали различные версии о причине моей кончины. Кто-то высказал предположение, что у меня, было плохое сердце и оно могло не выдержать «конвейера». Но другие сомневались в таком варианте, предполагая, что я бросился на следака и был застрелен. Версий было много, вопрос остался открытым.

Кратковременная радость возвращения в камеру сменилась чувством досады и возмущения методами ведения следствия. Меня, Витьку Жохова, орденоносца, пытали, по-другому и не скажешь, пытаясь принудить к заведомо ложным показаниям. Попросив у профессора лист бумаги, я сел и написал жалобу в районную прокуратуру.

На следующий день меня выдернули казалось на очередной допрос, но не тут-то было. Меня отвели в тюремную канцелярию, из нее — в пустую комнату. Туда же вошел мужчина лет тридцати.

— Что контра, жаловаться захотел? — он вплотную приблизился ко мне, замахнувшись кулаками. Я решил не реагировать на его действия, но стоял в напряжении и готовности прикрыться. Надо было избежать соблазна дать сдачу.

— Я тебя переведу к уркам. Там побудешь.

Угроза была выполнена. В небольшой камере, куда меня перевели, было размещено десятка два людей разного возраста. Четверо из них, играли в карты, сидя по-турецки прямо на деревянном полу. Около них располагалось несколько болельщиков. Здоровущий рыжий верзила спросил, повернувшись ко мне вполоборота:

— Кто такой?

— Витька Жохов, гарпунёр — буркнул я, я уже не боялся, как раньше, будь что будет, если что, буду драться и хоть зубами, но одного из этой кодлы загрызу!

— С воли?

— Нет, с допроса.

— Чего шьют?

— Да дохрена чего. Убийство, контру, что я лично хотел войну с Японией начать, а ещё я умело притворялся передовиком, умышленно перевыполнив план добычи китов.

— Не признался? Да не отвечай, так бы тебя сюда не сунули — хмыкнул рыжий — ладно, садись пока рядом Гарпунёр, узнаем у людей, что ты за птица.

Я сел на пол рядом с игроками. Карты были самодельные, размером раза в два меньше обычных. Игра шла увлеченно, комментировалась на блатном жаргоне. Внезапно возникали отчаянные споры, но они разрешались мирным путем.

— Сыграем? — мелкий катала, сидящий рядом с рыжим здоровяком перевёл на меня взгляд.

— Повременю пока — буркнул я — присмотреться надо, да и поспать, только недавно после «конвейера».

— А клёвый у тебя клифт! — усмехнувшись продолжил катала — ты смотри, или ты сам на него играешь, или я, вот, например, с Сосой сыграю.

— Я так понимаю выбора у меня нет? Ну хорошо, дай колоду гляну — согласился я. Похоже тут меня сейчас «обувать» будут. Но так просто я не сдамся, в карты играть в свой жизни мне приходилось много, я даже думал зарабатывать покером, так что в честной игре у меня шансы есть, но это только в честной…

— Гавно вопрос! Держи! — шуплый сунул мне колоду, я же решил сыграть на публику, пусть не думает урод, что с новичком сел играть.

Карты побежали у меня по рукам как живые: флориш, веер, подрезка, дрибл, перетасовка одной рукой, перетасовка фаро. Я выдавал на публику всё что умею, стараясь держать максимально возможный темп. Глумливая улыбка медленно сползала с лица каталы.

— Что на кон ставишь и во что играть будем? — усмехнулся уже я, глядя в глаза картёжнику — картишки гавно конечно, но за неимением… кстати в колоде две дамы треф и одного туза не хватает.

— Какого х..я?! — взревел