Телохранитель Генсека. Том 4 - Петр Алмазный

— Ещё бы не помнить! Лица на ней не было.

— Вооот! У нас в Заречье разговоры тогда не прослушивались и не записывались. Такое вот упущение технического управления. Это сейчас всё поменялось, и пишут, и слушают все телефоны. А у Бобкова там один опер дотошным оказался, на МГТС пошел. Он и выяснил, что звонок был сделан с телефона-автомата, на переговорном пункте Московского почтамта. Дежурную допросили, она показала, что звонили двое — мужчина и женщина. О чем говорили не знает. Аппаратуры соответствующей нет. На этом все, цепочка прервалась. Пальчики он с трубки естественно откатал, но там столько людей прошло, что… — Александр Яковлевич махнул рукой. — Сам понимаешь…

— Понимаю. Но я спросить не только про аварию хотел. У меня есть несколько вопросов к Андрею Михайловичу. Он здесь?

— Где бы мне еще быть? — в кабинет зашел Александров-Агентов и как раз услышал мой последний вопрос. — Что вас интересует, Владимир Тимофеевич?

— Андрей Михайлович, вспомните, пожалуйста, поездка в Африку у Леонида Ильича в то же время планировалась? Когда авария произошла?

— Я вам точно могу сказать. Пройдемте в секретарскую, я подниму бумаги.

Он оставил генералу Рябенко какие-то документы, с которыми пришел, и вышел, пригласив меня идти вместе с ним. Я попрощался с Александром Яковлевичем, поблагодарив его за информацию, и вышел следом.

В секретарской стучали по клавишам печатных машинок три секретарши. Андрей Михайлович прошел к своему столу, достал журнал и, быстро пролистав, ткнул пальцем в страницу:

— Так, семьдесят шестой год, конец августа… Да. Должен был лететь урегулировать кризис между Сомали и Эфиопией. Ваша авария произошла как раз во время подготовки этой поездки. Но обстоятельства изменились, и вместо Леонида Ильича полетел Подгорный. Наделал дел… — Александров-Агентов нахмурился, — вместо урегулирования, напротив, разжег конфликт. И через год уже знаете, что началось. Два ключевых союзника в Восточной Африке сцепились в абсолютно ненужной, кровопролитной борьбе. Пришлось потом посылать на помощь восемнадцать тысяч кубинцев и две тысячи бойцов из Южного Йемена. Плюс советская военная техника и авиация. Но почему вас интересуют те давние события?

— Ну почему же давние? Война еще идет, — ответил я, подумав, что война между Сомали и Эфиопией закончится только в марте семьдесят восьмого.

— А вот визиты в тот день… — Андрей Михайлович листал записи. — В десять утра Бобков с небольшой справкой о работе с диссидентами, после него Гвишиани… Тут написано: «Вопросы института системного анализа», но на деле клянчил дополнительные ставки и пытался выбить еще одно здание. После него приехал директор института Африки — как раз по подготовке визита Леонида Ильича. Долго был здесь, полтора часа. Но я точно помню, что разговор с Леонидом Ильичом у него был хоть и обстоятельным, но занял не более сорока минут. Дальше встреча с Андреем Андреевичем Громыко. Я еще удивился, почему Громыко не приехал вместе с сыном. Но Анатолий ждал его здесь, в Заречье, и уехали они вместе.

— Спасибо, Андрей Михайлович, вы очень помогли мне! Не буду задерживать, уверен, у вас и без меня дел много.

— Ну что вы, Владимир Тимофеевич, всегда рад помочь, — вежливо ответил помощник Леонида Ильича.

Поблагодарив Александрова-Агентова, я немедленно отправился в школу КГБ. До экзаменов оставалось не так уж много времени, чтоб их! Вот уж точно: век живи, век учись, а умрешь все равно дураком.

Сейчас я знаю, кто инициатор покушений, кто пытается дергать за ниточки, но доказательств и реальных улик против него все еще нет. Два ключевых заговорщика выведены из игры. Гвишиани сидит, и вряд ли он даст показания против сына Громыко. Бобков в коме, и когда придет в себя, если вообще придет, — неизвестно.

Убрать сына Андрея Андреевича Громыко можно разными способами, но лучше все сделать аккуратно. Мне еще предстоит над этим очень серьезно подумать. Хотя сейчас вряд ли будут какие-то активные действия с его стороны. Силовых рычагов после ухода Бобкова у него не осталось.

Экзамены я сдал. Честно сказать — помогли. Да и, собственно, вопросы были общие, отношение доброжелательное, сам я вроде тоже не совсем дурак. Но радовался больше не успешному завершению работы, а тому, что больше не придется тратить на учебу время, которого мне катастрофически не хватает.

По дороге домой я не переставал думать об Анатолии Громыко. Успешный молодой ученый, член-корреспондент АН, директор академического института… Чего ему не хватало?

Лейтенант Коля что-то сказал, пытаясь привлечь мое внимание.

— Николай, что? — резко ответил я.

— Простите, Владимир Тимофеевич, но телефон второй раз звонит, а вы не реагируете.

— Прости, задумался.

— То-то я смотрю, не слышите меня. Во, третий раз звонят! Кому-то вы срочно понадобились.

Я снял трубку и услышал в ней голос Удилова.

— Владимир Тимофеевич, срочно ко мне! — резко сказал он и через секунду я уже услышал гудки.

— Коля, меняем маршрут, — сообщил я лейтенанту. — Домой отменяется. Быстро дуй на Лубянку.

Судя по тону, не похоже, что Удилов будет поздравлять с окончанием учебы. Что-то там случилось. Или выяснилось. Но гадать смысла нет. Приеду — сам все расскажет. Надеюсь, новости окажутся хорошими.

Глава 20

На площади Дзержинского всегда многолюдно, еще бы — ЦУМ, переход к ГУМу, Детский мир. Практически, самый центр. Здание Комитета Госбезопасности, серое, величественное, доминировало над всей площадью. Памятник Феликсу Эдмундовичу в свете фонарей казался эдаким столбом в центре площади. Черты лица неразличимы, просто фигура в шинели.

Я вошел через главный вход, предъявил корочки, прошел к гардеробу. Разделся, сдал верхнюю одежду и мимоходом бросил взгляд на себя в зеркало. Что-то я выгляжу не слишком цветуще в последнее время. Бледный, под глазами круги. Но ничего удивительного — частый недосып, а вдобавок стрессы от постоянных интриг. Чтобы было наоборот, чтоб интриги придавали бодрости, от них надо ловить кайф. Но наслаждаться подобным могут лишь люди с ненормальной психикой. Я же, несмотря на всякие попаданчества, телепатии, вещие сны, по-прежнему считал себя адекватным и психически здоровым.

— Итак, Владимир Тимофеевич, поздравлять я вас не буду, — вместо приветствия произнес Вадим Николаевич. — Но порадуюсь, что вы наконец-то закончили учебу, по сути являвшуюся для вас пустой тратой времени ради следующего звания…

— Проходите, садитесь, — Удилов указал рукой на стул, который обычно я занимал, находясь в его кабинете. На стерильном столе,