Трудовые будни барышни-попаданки 5 - Ива Лебедева

этой области. От него и узнала о герое прошлого, восемнадцатого, века на ниве зубоврачебного дела. Его звали Пьер Фошар. И он придумал делать пломбы из амальгамы — серебра с добавлением ртути.

Увы, первые опыты не были хороши: материал оказался подвержен температурным перепадам, кроме того, ртути в нем было многовато. Французский дантист так и не стал миллионером. Зато оставил достаточно учеников, с одним из которых, мсье Альбертом Пикаром, я и списалась. Успешно практикующий зубной врач из предместья Парижа загорелся исследованиями, тем более что я обещала финансирование, подкинула парочку идей насчет обезболивания и снабдила посыльного сказочным рассказом о том, как моей матушке в детстве поставили амальгамную пломбу. По методу, дескать, его учителя, но усовершенствованную. Нынче секрет утерян, а вот пломба прожила в зубе до самой матушкиной кончины, более того, сберегла окружающие зубы. Значит, сие возможно, надо только воссоздать состав!

И это даже не было чистым враньем, я просто вспомнила собственный опыт. Мне такую пломбу поставили в конце восьмидесятых в заводской поликлинике, и она дожила со мной до самого попадания! При том, что всякие цементные и прочие пластиковые вылетали только в путь.

В общем, мсье Пикар у себя в Париже взялся за дело. И теперь, пять лет спустя, приехал и готов был продемонстрировать ошеломляющий результат. Я ведь ему и идею ножной бормашинки подарила на паях. И про удаление нерва написала. Французский дантист пять лет бесплатно лечил бедняков своего предместья, получая от них согласие на экспериментальные методы. Затем начал задорого принимать французских богатеев и аристократов. Вполне успешно. Только теперь я готова была рискнуть и допустить его к Николаю. После того, как он на нескольких русских пациентах продемонстрировал результат.

Конечно же, самым трудным стало убедить мсье Сосерота. Я понимала это с самого начала. Заранее попросила Якубовича не уходить, привела к дантисту — пусть убедится, что, когда пациент спит, даже пули вытаскивать из головы безопасно.

Сосерот все равно пребывал в скепсисе. И тогда Николай Палыч просто повелел осуществить манипуляцию.

Я посоветовала Якубовичу принимать все снадобья, которыми его снабдил на дорогу доктор Пичугин, — и для скорейшего заживления, и в случае головных болей. Попрощалась с ним, надеясь, что теперь он точно уйдет из большой истории, оставшись лишь в летописях своего полка.

Как же улица в центре Ленинграда будет называться? Ладно, сейчас не до этого.

* * *

Подготовка к манипуляции вышла хлопотливой и тревожной. Дантист нервничал, придворные ахали. Только Николай Палыч был благожелателен и спокоен. Я окончательно убедилась, что в домашнем кругу в бытовых ситуациях это просто душка, милый человек. Вот когда наденет мундир да выйдет на плац к построенным полкам — дракон. Ладно, хоть в будущем у дракона зубы болеть не будут.

Была еще одна причина для тихого поведения — Василиса. Девушка в роли врача, да еще такого специфического назначения, сломала привычную модель. Нельзя же кричать на даму. Посему великий князь был растерян, как котик, на которого надели шлейку и ведут на поводке.

Зато когда Николай Палыч заснул и началось лечение, обстановка стала деловой. Дантисты трудились, перешептываясь на французском, Василиса следила за состоянием пациента. Я прогуливалась неподалеку, чтобы не мешаться.

На душе было безоблачно… почти. Главное дело сделано — пациент согласен. В придворных дантистах я не сомневалась, великого князя надолго избавят от фактора раздражения. Теперь бы временно сосредоточиться на коммерции, подождать, пока офицерство заметит перемены в поведении Николая Палыча. А там, глядишь, царь наконец-то издаст Манифест, который исключит двойную присягу. Радикалы успокоятся, а циничная элита забудет эгоизм, и обойдемся без великого потрясения.

И вот какая странность: из моей головы не могла выйти будущая сентябрьская дуэль, о которой вспомнила благодаря бретеру Якубовичу. Умри Пушкин и Лермонтов не от пуль, пожалуй, то была бы самая известная, трагичная и красивая дуэль в истории России. И я вспомнила фамилии участников. Вот только как ее предотвратить?

Ладно, до сентября далеко. Сейчас — проследить за царскими зубами и помочь Мише найти негодяев, покусившихся на его вещдоки…

Я так погрузилась в раздумья, что не услышала звуки разгорающегося конфликта.

— Куда⁈ Погоди, погодите! Права не имеете! Подождите!

Вышла в коридор, увидела бегущего офицера. Вспомнила давний анекдот, что такая картина вызывает смех или панику, но настроение сразу стало не анекдотное.

— Ваше высокопревосходительство, — обратился ко мне адъютант, — Павел Волгин — ваш человек?

— Да, — удивленно ответила я, пытаясь понять, как один из лучших учеников, не уехавший на каникулы, телепортировался из Новой Славянки в Аничков дворец.

— Ваше высокопревосходительство, — смущенно продолжил офицер, — я не имею полномочий пропустить его, но если вы соблаговолите спуститься к входу…

Я соблаговолила легкой трусцой, то и дело переходящей в бег. В ушах даже прозвучала фраза из прошлого: «Не бегите по эскалатору».

Паренек стоял перед часовым. С первого взгляда я поняла, что Павел очень спешил — грязная одежда, красное лицо. А еще, благодаря опыту этого мира, я поняла по его осанке, что он, никакой не ездок, долго скакал на коне.

— Эм… Эмма Марковна, обыск в Новой Славянке.

Глава 40

— Кто производит обыск? По чьему распоряжению?

И как я могу быть такой спокойной? Однако могу.

— Генерал-губернатора. Приехал военный отряд, едва вы отчалили. Всем велели никуда не ходить, приглядывали. Я только через час, а то и больше сумел выбраться. До села добежал, взял у мужика коня. Деньги оставил в залог — товарищи дали, поскакал. Пока с мужиком рядился, видел, как курьер раньше меня в город промчался. Сам я во весь опор скакать не мог — коняга не приучена, да и я не очень.

Интересно, к кому курьер? Как бы ни вышло, не забыть спросить, сколько отдано в залог, вернуть мужику коня, а парню и друзьям — деньги.

— Павлуша, конь еще может скакать?

— Рысью, наверное.

— Тебе надо поехать в МВД, найти Михаила Федоровича, сказать ему.

Права ли я? Может, правильно забыть про царские зубы и помчаться на пароходе к мужу?

— Эмма Марковна, нет нужды мне искать Михаила Федоровича, — тоскливо сказал Павлуша.

Дверь во дворце была открыта. И я увидела целую процессию, идущую к крыльцу.

Впереди шагала вдовствующая императрица Мария Федоровна, поддерживаемая служанками, ее скорость определяла скорость всей группы.

Чуть поодаль рядом со своим адъютантом шествовал временщик всея Руси — Аракчеев. Неподалеку поспешал старец — Василий Ланской,