Зимний Мальчик (СИ) - Щепетнёв Василий

Хочется прищучить, а нельзя. Он с Брежневым фотографируется, с нашим первым секретарём соседствует, а теперь ещё и в чемпионы вышел, скотина. Вот и остаются мелочи: задержать минут на двадцать. Ну, хоть это.

И ещё меня прозвали зимним мальчиком. Из-за автомобиля «ЗИМ», но и в надежде, что придёт лето, сессия, и я растаю.

А я? А я не таю. Я тут сторона, пусть и невольная. Мне отличные оценки не нужны. Ну, в самом деле, зачем? Ради того, чтобы получать стипендию на десять рублей больше? Или, в перспективе, ради красного диплома?

Я сидел в ассистентской. Вчера постригся (стригусь коротко, «под лейтенанта» в парикмахерской Дома Офицеров), в летнем костюме номер два (Вера Борисовна после омского турнира сдавала костюмы на химчистку с аппретированием, и сейчас смотрелись они превосходно), галстук-бабочка в горошек, шелковая белая рубаха, чешские туфли. Нет, я не специально так оделся, не подразнить преподавателей. Просто костюмы носить нужно, а не в шкафу хранить на похороны.

Из портфеля я достал маленькие магнитные шахматы, и теперь разыгрывал партию Таль — Зильберштейн. Зильберштейн был чемпионом России и попал в финал чемпионата СССР прошлого года, того чемпионата, где Таль, победивший в четвёртый раз, разнёс чемпиона России в пух и прах. Как бы и мне не загреметь под фанфары.

Разыграл. Вник. Нашел неточности и ошибки. Но это здесь, в спокойной обстановке, а там, за шахматным столом, когда соперник — великий Таль, будет совсем другое дело.

Хотя… Хотя ожидание экзаменатора — разве спокойная обстановка? Я должен дрожать и бояться, хотя бы внешне. А — не боюсь. Вот и Таля бояться не нужно. Уважать обязательно, а бояться — нет.

— Вы, молодой человек, сюда пришли в шахматы играть? — спросил доцент, выход которого я демонстративно пропустил.

— Жизнь коротка, Валериан Борисович, я дорожу каждой минутой, — но на часы не посмотрел, это был бы перебор. И без того ясно, что меня продержали полчаса из спеси. Не посмотрел, но аккуратно собрал шахматы и уложил их в портфель крокодиловой кожи. Шучу. Просто кожаный портфель, но немецкий.

— И я дорожу, — проворчал доцент. И начал гонять меня по всему материалу. Верно, хотел ткнуть меня носом в это самое… ну, понятно.

А я отвечал. Почему не ответить? Память у меня не фотографическая, но довольно близко. Материал я знаю. В пределах программы и даже немножечко больше. Вчера зашёл в научную библиотеку, просмотрел предметный каталог, попросил журналы и прочитал три статьи Валериана Борисовича. А сегодня показал полное с ними знакомство. Чего же больше?

Убедившись, что материал я знаю, доцент подписал зачетку, выговорив только, что я использую американизированный термин «катехоламины» вместо российского «пирокатехинамины». Я спорить не стал, конечно, пирокатехинамины — слово наше, российское. В конце сороковых, в начале пятидесятых от иностранщины шарахались, как от чумы. Даже шахматную нотацию писали «Конь же один — аш три». А доцент в те годы как раз и был аспирантом. Запомнил на всю жизнь.

На прощание Вениамин Борисович пожелал мне всего хорошего. Видно, проникся.

За порогом ассистентской я всё-таки заглянул в зачетку. Да, отлично. Пусть. Если это нужно нашему институту.

Индивидуальный график таков, что я лишь на день отстал от курса. Последний экзамен у всех был вчера, а у меня сегодня.

Теперь на кафедру физического воспитания. За инструкциями от Петровой.

Ассистент меня исчислил, обмерил и взвесил. Рост сто семьдесят девять, вес шестьдесят шесть, жизненная емкость легких три и две десятых литра, потом определял становую силу, кистевую для левой руки, для правой… Выходило по среднему или чуть выше. Да я и сам знаю — не Геркулес я ни разу. Мало овсянки в детстве ел. Всё больше гречку, перловку и манку.

Лидия Валерьевна посмотрела на циферки, хмыкнула и добавила к моим назначениям десять минут силовых упражнений с гантелями. Полукилограммовыми!

— Больше и не нужно, Михаил. Всё должно быть гармонично. Мы не ломаем природу, мы её немножечко направляем. Не стоит гепарду развивать грузоподъемность, а бегемота тренировать на прыжки в высоту. Потери превысят прибыток, — объясняла Лидия Валерьевна, а я только слушал и согласно кивал. Понятно, что главное — обеспечить приток крови к мозгу, а мышцы пусть довольствуются остатками. А не наоборот. Я же шахматист, а не штангист какой-нибудь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поблагодарив Лидию Валерьевну (индивидуальный график сдачи экзаменов пробивала тоже она), я покинул институт.

Успеваю. Потому что есть «ЗИМ», а без него — не факт.

Я отправился на «Динамо». У девочек сегодня соревнования. Не первенство России, даже не первенство города. Соревнования с выполнением нормы третьего разряда. Зато по дзюдо. А дзюдо, это… это дзюдо!

Прошел в зал, сел с краешку, смотрю.

Кимоно, захваты, броски, шмяки, коки, юки, ваза-ари…

Ничего не понимаю.

Но всё кончилось хорошо. Выполнили норматив третьего разряда и Лиса, и Пантера.

И славно.

Пока они принимали душ, сохли и переодевались в цивильное, я бродил по вестибюлю, разглядывая динамовских знаменитостей Черноземска. И да, я уже здесь. Чемпион России, мастер спорта Михаил Чижик.

Это они поторопились, насчет мастера. То есть мастером-то я стал, по положению, как победитель первенства, но утверждения пока не было. Контора пишет.

Девушки, облаченные в новые платья собственной работы, меня нашли, и мы втроем отправились к Артему Владимировичу, доброму знакомому Ольги, вернее, её отца.

Тот поздравил девочек с третьим разрядом, а потом начался разговор серьезный. Да, в Москве «Динамо» продавливает меня в Чемпионат СССР, и да, результат, показанный в Омске, позволяет надеяться на участие. Документы на звание «мастера спорта» поданы Куда Нужно, и в августе, вероятно, я получу формальное подтверждение, что я — это я. Тогда же я начну получать динамовскую стипендию, восемьдесят рублей в месяц, решение уже принято.

Мы поговорили ещё немного, и откланялись.

Время поджимало.

К пяти часам мы должны были успеть ко Дворцу Бракосочетаний.

Яша Шифферс женится!

Мы успели.

«ЗИМ» я поставил на стоянке, и нас чуть было не приняли за брачующихся, и даже гадали, кто новобрачная, Лиса или Пантера. Но потом приехали новобрачные настоящие, на «Волге», украшенной разноцветными лентами и куклой на капоте. Барону одолжили «Волгу» на работе. Он, барон, эти четыре месяца времени зря не терял. В большом авторитете у начальства. А теперь вот женится. Жена, Галя, работает нормировщицей на том же станкостроительном заводе. Что такое нормировщица, я представлял смутно, вернее, никак не представлял, но мне и не нужно. Но, полагаю, нормировщица Галя и была главной причиной, по которой Яша ушёл из института на завод.

Из сокурсников института были только мы трое — я, Ольга и Надежда. Шифферс даже одногруппников не позвал. Почему — не знаю. Но заводских друзей-подружек два десятка. И родные. Познакомился с мамой барона и с его сёстрами. И с мамой нормировщицы Гали.

Подъём по мраморной лестнице под Мендельсона, казенно-вдохновенные слова, и — ура-ура, объявляю вас мужем и женой. Тили-тили-тесто, уже не невеста! А жена.

Новобрачные сели в «Волгу», родные-друзья-подружки в автобус (тоже выделил завод, видно, барон на отличном счету, да я и не удивлён), мы на «ЗИМе» встряли между ними. Так Яша попросил.

Свадьбу играли в заводской столовой. А столовая — на территории завода. Свадьба для своих, чужих не пустят.

Вручили подарки. От нас — швейная машинка, «Подольск». Как бы от института. Я хотел телевизор подарить, но девушки сказали, что молодоженам машинка нужнее. Глядя на Галю-нормировщицу, я понял, что девушки были правы. Хотя почему были, правы как есть. Скоро в очередь на квартиру их поставят. Если уже не поставили. Вот она, настоящая взрослая жизнь. Работа, жилплощадь, свадьбы, пелёнки-распашонки. Но пелёнки-распашонки будут месяца через три, три с половиной, а свадьба — сегодня, гуляй, ешь, пей, веселись!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})