Целитель #17 Этот мир, придуманный нами - Валерий Петрович Большаков

А с какою причудой,

Не возьмусь объяснять я,

Верят женщины в чудо

Подвенечного платья…

Всею жизнью лелеять,

Как снежинки круженье,

Грациозную лебедь

Своего оперенья!

И счастливой девчонкой,

Заливаясь от смеха,

Мнить себя амазонкой

В подвенечных доспехах!

Заслушавшись, Талия прислонилась к столбу, увенчанному фонарем, который никогда не горел. Зачем? Есть же костры…

Иверневой взгрустнулось. Она вспомнила свое белое, воздушное платье… Вот только от свадьбы в памяти задержался лишь вальс с Мишей. Ах, если бы тогда «Горько!» кричали им! Но нет… Не все желания сбываются…

«Не все желания сбываются вовремя!» — поправила себя Наталья, намечая улыбку. Долго она блуждала глухими окольными тропами, и всё же выправила свою мировую линию, вышла на верную колею!

И пусть люди говорят, что хотят, злятся и негодуют, сколько им влезет, но они с Мишей счастливы!

Люди, люди… До чего ж хомо сапиенсы, вопреки названию своего вида, не любят думать! Ведь, если углубиться в тему, попробовать понять ситуацию с «любовным квадратом», то станет понятно, что имеет место быть не пошлая схемка «гаремника», а конфигурация посложнее. Ее можно сравнить с прайдом… Да…

Талия заулыбалась, припомнив забавную аналогию с настоящим прайдом: лев, конечно, глава семьи, царь зверей, и рычит просто устрашающе, но… всё решают львицы!

Вот только никакому «молчелу» их опыт не повторить — гаринский «лямур де катр» скреплён не разнузданным интимом, а любовью трех женщин к одному мужчине — большой, чистой и честной. И — детьми. Недаром семейный союз сложился, когда всем вершинам четырехугольника перевалило за тридцать, а Васёнок, Юля и Лея в полной мере осознали свое кровное родство…

Протяжный аккорд сбил рассуждения и самооправдания.

…Написание имени

Заменяется в паспорте…

Горько!

Красными винами

Заливаются скатерти.

Ты прости меня, мамочка,

И подруга хорошая,

Белым ангелом бабочка

Улетела из прошлого…

…На продажу развешены,

Посмотрите, да сколько их⁈

В магазинах подержанных

Опустевшие коконы…

Таял гитарный звон, и Наталья ясно расслышала девичий вздох.

«Глупые бабочки, — усмехнулась она, — мы летим на огонь, взыскуя нежного тепла, но скольким из нас опалило крылышки — и душу?»

Поколебавшись, Ивернева не стала садиться к костру — музыка смутила ее, подменяя желания. Тихонько вернувшись в медпункт, она задернула цветастые занавески на окнах, и щелкнула тугой клавишей настольной лампы — спиралька горела вполнакала, впуская в тесную комнатку дрожащую желтизну свеч.

Прочувствовать внезапное одиночество Наталье помешали. Скрипнула дверь, отворяясь — и впустила Мишу.

«Юноша бледный, со взором горящим…» — мелькнуло у Талии.

Интересно то, что ее мысли не окрасились в оттенки насмешливости. Просто страсть не разгоралась, притушенная разумом. Женщина как будто отошла в сторонку, хладнокровно наблюдая за происходящим.

Именно до этого самого момента «чек-пойнты» еще не явленного Михи из «Гаммы» и вот этого влюбчивого «альфы» были совершенно идентичны, даже «контрольные суммы» одинаковы.

Теперь же начнутся отличия.

У «старикашки» из «Гаммы» всё закончилось на давешних поцелуях, а вот у его альфа-реплики всё только начинается… И продолжится до тех пор, пока матрицу памяти юного Миши не нокаутирует импульс ИКП-модуля, что сработает в подъезде его родного дома.

— Марин… — глухо вытолкнул счастливая жертва обольщения. — Ты сказала… сказала, что старше меня на два года, но… Марин, это сейчас заметно, а года через два, когда мне будет восемнадцать, а тебе — двадцать, разница в возрасте уже не будет иметь никакого значения! Ты мне нравишься — очень нравишься! — так зачем ждать⁈

Ему оставалось сделать всего один шаг, и он пересилил свою робость, свой стыд… Вероятно, и почувствовал, вдобавок, что «Марина» испытывает к нему что-то гораздо большее, чем обычную приязнь.

Обняв женщину одной рукой, другую он уверенно запустил под подол футболки, касаясь вздрогнувшего живота, дотягиваясь до грудей — и с удовольствием ощущая, как набухают и твердеют соски под его пальцами.

Застонав, Наталья «поплыла», и ее ментальная завеса ослабла. Алевшее лицо Миши пошло пятнами, а глаза отразили страх — он, наконец-то, заметил, что залез под футболку не юной девушке, а взрослой женщине — очень красивой, но гораздо старше его.

Гарин отпрянул, тяжко дыша и облизывая пересохшие губы.

— Кто ты? — вытолкнул он. — Ты ведь не студентка ХАДИ! Я тебя еще когда… вычислил! Ты «чёкаешь», как сибирячка и… Помнишь, как мы позавчера шли со стройки? Я щепочкой чистил сапоги, а ты сказала, чтобы я их обмыл в луже… Только ты сказала: «в лыве»! А в столовой? Тефтели ты называешь «ёжиками», а выпечку — «постряпушкой»… А когда к тебе Геша полез, ты ему, грозно так: «А ну, убрал культяпки!» Так в Харькове не говорят, только в Новосибирске или в каком-нибудь Барнауле… — Волнуясь, Миха заговорил отрывисто: — Ты… ты очень красивая и… вся такая гладкая, налитая… Но тебе точно не восемнадцать! Так кто ты?

Отдышавшись, Талия повела рукой.

— Садись, Миша…

Гарин медленно опустился на кушетку.

«Влюбленный болен, он неисцелим…» — припомнилось Иверневой.

— Знаешь, я даже рада, что… раскрыта, — она бегло улыбнулась. — Меня зовут Наталья… Наталья Ивернева. — Не удержавшись, добавила: — Доктор физико-математических наук, но главное… Я твоя будущая любовь и подруга!

— Будущая? — вытаращил глаза Миша, растерянно моргая, словно остужая зрачки махом ресниц.

— Да, — кивнула Талия. — Мы с Глебом оба из будущего… Из две тысячи восемнадцатого года. По-настоящему, Глеба зовут иначе… Василием Михайловичем Гариным… Он — твой сын. Держись, Миша! — её губы дрогнули в улыбке. — Секундочку…

Открыв тяжелый сейф, сваренный местными умельцами, а Галей выкрашенный в казенный зеленый цвет, Ивернева достала сокровище Васёнка — «желейку», ноутбук с гель-кристаллическим процессором.

— Сейчас я тебе кое-что покажу… Не пучь глазки! — хихикнула она. — Это такая микроЭВМ… Вот, смотри! Это мы с тобой в Израиле… Гайдай снимал там кино, а мы ему помогали… А вот это твоя дочь — от меня! Ее зовут Лея. Здесь ей пять лет… Ангелочек, правда? А вот такая она сейчас…

— Ого! — воскликнул Миша, жадно разглядывая грудастенькую блондиночку.

— Вот тебе и ого… — гордо улыбнулась Талия.

— Так… Глеб, то есть, Василий… Он тоже от… — Гарин запнулся. — От тебя?

— Нет! — в улыбке Иверневой прорезалось коварство. — Помнишь Инну Дворскую?

— Дворскую? — Гарин попытался нахмурить гладкий лоб. — А, эта красотка из параллельного!

— Это Инка родила тебе… Василия.

Миша жутко покраснел, еле выдавив:

— К-как