Нерушимый-9 - Денис Ратманов

речь толкать не стал, а тост произнес генеральский:

— Давайте выпьем за одно очко, отделившее нас от «Динамо»!

Мне подумалось, что и при равном количестве очков мы выиграли бы по разнице мячей. Хотя и у нас, и у них разница одинакова, но забитых у «Титана» намного больше.

Только я поднес бокал к губам, как кто-то обнял сзади, воскликнув:

— Буэнос ночес, амиго!

Я обернулся и увидел Гусака — свеженького и довольного. Мы обнялись.

— Рад тебя видеть, Виктор, — улыбнулся я. — Вижу, все хорошо с твоим лечением.

Он кивнул в сторону — давай, мол отойдем, и сказал Рине, приложив пятерню к груди:

— Чесслово, на пять минут его украду!

Мы спустились на лестничный пролет, и он сказал так, чтобы понял только я:

— Лечусь. Тяжело, но динамика положительная. Буду лечиться дальше. — Он развел руками и поднес палец к губам — нельзя, мол, трепаться.

— Я понял. Рад за тебя.

Он сделал тоскливое лицо.

— Футбола не хватает ужас как. У нас своя команда есть… для таких же… инвалидов, но это ж не то. Уровень не тот.

— Рад, что динамика положительная, — дежурно ответил я, и мы начали подниматься.

Гусак виновато сказал:

— Я это… пойду к остальным, расскажу, успокою.

Потом мы пили за грядущую победу в Европе, за наших там, то есть меня, Микроба и Сэма в составе сборной, за мощное нападение, за защиту и полузащиту, за тренеров, за начальника команды, за счастье в личной жизни, за новый стадион…

Я выпил два раза по полбокала, а после наливал себе газировку, вспоминая Горского, что нам пить нельзя. А Тирликасу, вон, можно — он не стесняясь налегает на коньяк, стоящие над душой официанты не успевают наливать.

В конце концов стало ясно, что, чужие не придут и нам дадут оттянуться, пришли музыканты, их музыка звучала все задорнее. Микроб не выдержал, забрал гитару и исполнил гимн «Титана» в рок-аранжировке. И пошла жара с танцами, причем танцпол устроили на смотровой, что в шпиле на самом верху. Из соседнего зала Колесо привел двух красоток в вечерних платьях — видимо, девочек организовали футбольные боссы, посчитав, что парни могут заскучать, но сделали это ненавязчиво.

В десять меня начало клонить в сон, но тут было приятно, вкусно, и огоньки раскинувшейся внизу Москвы завораживали, потому мы с Риной досидели до часу ночи. Потом пошли к себе в номер, провели незабываемую ночь и уснули под утро.

На следующий день мы отправились в лобби завтракать. Такого я не видел никогда. То, что вчера было в ресторане — попса и скудность. А может, все просто не влезло на небольшие столики.

Сказать, что столы ломились — ничего не сказать. Тут было не просто все, а чуть боле чем все. Мясо всех видов, и кошерное, и халяльное, всевозможный сыр, фрукты, свежевыжатые соки, рыба, семга четырех видов, икра, сладкое, морские гады, закуски, салаты…

Я набил две тарелки — не от жадности, а просто хотелось попробовать всего понемногу. Мы уселись за столик с Клыковым и Машей, а я краем глаза поглядывал на Сэма, носившегося с тарелками, как голодающий.

После экскурсии на кораблике домой мы приехали на автобусе полным составом в десять вечера. Рина повесила мою медаль на дверцу шкафа, а кубок установила на прикроватной тумбе.

— Пора выделять место под уголок почета.

— Вот переедем в квартиру попросторнее, можно целую комнату выделить, — улыбнулся я.

Рина упала на диван и сложила руки на животе.

— Неделю теперь не есть. Эх… а нечего было жадничать!

— А как не пожадничать, когда не просто вкусно, но и интересно. Я в жизни такого не ел, как там было.

— Ага, мне есть куда расти, — улыбнулась Рина, намекая на свей кулинарный талант, и выгнулась, как кошка.

Я уселся за стол, готовый разбирать корреспонденцию и отвечать на поздравления, как позвонил Микроб.

— Саня, ты ничего не забыл в автобусе? — спросил он.

Я напряг память, перебирая вещи, которые брал с собой, но Микроб не дал фантазии разгуляться.

— Зайди, короче, у меня твой пиджак.

— Хочешь, я от твоего имени напишу благодарственную статью на личной страничке? — предложила Рина. — Ты проверишь, когда вернешься.

Разблокировав, я бросил ей свой «Енисей».

— Буду благодарен!

А сам выскочил в коридор и рванул на второй этаж, где жил Федор, краем глаза заметив смутно знакомую фигуру в конце коридора. И только спускаясь по лестнице, подумал о том, кто это может быть. Да мало ли кто, сосед домой вернулся, пьяного мужа не пускают в квартиру.

Микроб меня ждал у входа с пиджаком в руках.

— Спасибо, дружище, — улыбнулся я, помахал рыженькой, бренчащей на гитаре, и подумал, что надо бы выяснить ее намерения, чтобы опять наш романтичный Федор не влип, как с той гимнасткой.

Но это позже. Поднимаясь по лестнице, я думал про фигуру в коридоре. Настораживала она меня. Потому на всякий случай я взял пиджак так, чтобы можно было или сбросить его, не замешкавшись, или использовать как орудие боя.

И ступеней-то всего ничего, а передумать успел и о покушениях на самородков, и о фанате «Спартака», жаждущем мести. О хорошем не думалось, и поднимался я, прижимаясь к стене и чувствуя, что там, в коридоре, кто-то есть, и ждет он — меня.

— Да не жмись, — ответили голосом с мягким акцентом. — Я с миром.

Я сделал еще пару шагов и увидел перед собой Мику Погосяна. Он стоял, опустив голову, но смотрел мне в глаза.

— Злишься? — спросил он.

Больше всего на свете он хотел сбросить груз с души, чтобы больше не чувствовать себя говном, и камня за пазухой не держал. Напротив, был готов получить по морде.

— А ты? — усмехнулся я, останавливаясь, и Погосяна понесло; покачнувшись и икнув, он горячо зашептал:

— Я жнд не ду-умал, что ты на ней женишься, думал, поиграешь просто…

— Правильно, думать-то зачем? Правда иногда неприятна, так нафига включать мозги? А то, что ты не только меня, но и всю команду подставил?

Он снова покачнулся, засопел.

— Яжзв… я ж звввиняться пришел!

И тут я понял, что Мика не просто пьяный, он бухой в зюзю. Типа если побьют, не так больно и обидно будет.

Он шагнул ко мне, раскинув руки.

— На! Бей! Если легче