Тверской баскак. Том 4 - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Глеб Смоленский первым поднял руку, и вслед за ним потянулись руки его сторонников.

«Один, два, три… шесть! — Молча считаю поднятые вверх руки и вижу, что большинство смотрит на меня и не голосует. — Шесть из семнадцати! Не густо!»

Председатель палаты извещает о том, что вынесенный на голосование законопроект не прошел, и мой взгляд, нашедший глаза Великого князя Смоленского, ясно говорит ему.

«Больше эту тему поднимать не стоит, все равно ничего не получится, а ворошить угли опасно, могут и полыхнуть!»

Часть 2

Друзья или Враги

Глава 1

Конец марта 1255 года

Волына гудит мне на ухо расстроенным басом.

— Ну, извиняй, господин консул, не доглядел!

Бросаю на него разгневанный взгляд, а тот лишь разводит руками, мол и на старуху бывает проруха.

Остальные мастера жмутся испуганной кучкой в стороне, и я понимаю, что никто не виноват, просто еще не хватает опыта, и все придет со временем.

«Вот только времени у меня этого нет!» — Бурчу я про себя и вновь перевожу взгляд на большую почти пятиметровую громаду домны и дымящуюся по ней трещину.

Больше года ушло на строительство завода в Туле. Освоили рудник, поставили рядом плотину, водяное колесо, построили доменную печь с приводом от этого колеса к поддувным мехам. Я послал сюда лучших своих мастеров в ущерб всем прочим делам и даже сам приехал на первую плавку. Путь не близкий, но я мечтал увидеть первую чушку чугуна, а увидел лишь лопнувшую печь… Ну как тут не прибить кого-нибудь от злости!

Злость и раздражение бурлят во мне как в жерле вулкана, и я еле-еле нахожу в себе силы сдерживаться.

«Успокойся! — Мысленно урезониваю сам себя. — От того, что ты сейчас наорешь на них, ситуация не исправится. Что сделано, то уже сделано, взад не вернешь!»

Стараясь не встречаться со мной глазами, Волына изо всех сил пытается меня успокоить.

— Ты тока не серчай, господин консул! Ну хошь, голову мне сруби, виноват!

Бросаю на него злой взгляд и поворачиваюсь к Истоме и Горазду.

— Ну, а вы что скажете⁈

Истома Глина, бывший староста гончарного конца, виновато тупит взор.

— Моя вина, ошибся с глиной чутка! Состав не тот, вишь, жар такой не потянула.

— Конечно, твоя! — Все-таки сорвавшись тыкаю в него пальцем, а затем в Волыну и Горазда. — И его, и его…! Я вас зачем сюда прислал, мать вашу!

Крою их еще пару минут и чувствую, что полегчало прям, будто груз с души сошел.

«Вот не зря же говорят! — Уже без злости усмехаюсь про себя. — Не стравишь давление, разорвет!»

Теперь мой взгляд упирается в лицо Горазда, поставленного здесь на заводе старшим.

— А ты чем оправдываться будешь, Мышата⁈

Горазд Мышата один из самых толковых выпускников моего училища, у него поистине талант к наукам, как к гуманитарным, так и технически, прям Ломоносов. Я его давно уже с армейской службы снял, хоть и чин прапорщика оставил. Он у меня по административно-технической части теперь, то железный завод под Тверью ставил, то производством громобоев руководил. Я и сюда его отправил главным, дабы начальник не просто мастерам во всем доверял, а чтоб с толком руку на пульсе мог держать.

Мой протеже понуро склонил голову.

— Ты, господин консул, мастеров не вини. Моя здесь вина целиком, я тута за все в ответе! Доверие твое не оправдал и готов понести заслуженную кару!

«Ишь, блин, благородные все какие! Руби им головы! А работать кто будет⁈» — Подумав так про себя, вслух же выплескиваю свое злое разочарование.

— Башку тебе срубить я еще успею, а вот сейчас что прикажете мне делать⁈ Вы год почти эту домну ставили, а теперь что⁈ Прикажете мне еще один год ждать⁈

Истома и Горазд так и стоят, понуря головы, ненароком выталкивая наперед Волыну. Все знают, кузнец со мной с первого дня, и уж его-то я не трону.

Теребя в руках шапку, Волына все ж решается сказать.

— Зачем год, у нас тепереча все есть. Глина в запасе, дамба стоит, колесо крутится, где оплошали мы знаем… Дай нам три месяца, и будет тебе первая плавка.

Вцепляюсь в него глазами, а затем прохожусь взглядом по лицам остальных.

— Три месяца⁈ — Читаю в глазах общее согласие и сурово хмурю брови. — Хорошо, но ни дня больше! Не сделаете, пеняйте на себя, пощады не будет!

Сказав, молча иду к лошадям. Прохор подводит мне коня, и я запрыгиваю в седло. Трогаю с места и вместо прощания бросаю назад еще раз.

— Три месяца, и ни дня больше!

* * *

Шмякая копытами по раскисшему снегу, лошади устало бредут вверх по склону. Впереди на вершине виднеется палисад крепости Серпухов и реющий над башней красный флаг Союза с золотым двуглавым орлом.

Дорога от Тулы была тяжелой, потому как зимник уже хорошо подтаял и на тракте жидкая каша. Третий день пути близится к закату, лошади и люди устали до предела и больше всего мечтают о ночлеге под крышей над головой. Поэтому темнеющие на фоне садящегося солнца стены острога манят ожиданием теплого очага и долгожданного отдыха.

Вот, наконец-то, мост через ров, ворота, почетный караул и встречающий капитан гарнизона Симеон Дюжев.

— Здравствовать тебе, господин консул! — Браво чеканит он, и я отвечаю на приветствие.

— И тебе здоровья, капитан!

Спрыгнув с седла, по ходу интересуюсь, как у него тут дела, выслушиваю короткий, но бравый рапорт и, не вдаваясь, устало машу рукой.

— Ну тогда веди в дом!

Засуетившись, тот шагает впереди, постоянно оборачиваясь и что-то рассказывая. Я не слушаю, устал как собака, и мне бы сейчас пожрать, выпить горячего сбитня и рухнуть в кровать.

Вот и капитанский дом — скрипит отворяясь дверь, сени пахнут свежим деревом и теплом. Прохор принимает у меня тулуп, и наконец-то я сажусь на лавку и вытягиваю гудящие ноги.

Капитанская жена суетится, накрывая нас стол. Желудок счастливо ворчит в предвкушении еды, и тут капитан хлопает себя по лбу.

— Запамятовал совсем! Тут вас, господин консул, татарин какой-то дожидается. Вчерась прибыл. На Тверь мчал, но узнав, что вы здесь будете на днях, сказал, что тута вас дождется.

Не скажу, что у меня пропал аппетит, но тревожное чувство все же заскреблось в душе.