Василий Панфилов - Улан. Трилогия

— Магнаты всегда опасны тем, что рано или поздно может появиться желание не просто влиять на политику в стране, а делать её самостоятельно, без оглядки на государя. А с такими деньгами, да окружённые множеством прихлебателей, дел они наворотить могут немало.

— Ну-у… Сейчас – да, — согласился Рюген, — ну а позже можно будет допустить существование магнатов. Главное – чтобы были чётко очерченные границы, которые им нельзя переступать. И правила игры – жёсткие, но справедливые и главное – неизменные.

— Воля государя превыше всего! — стиснул Пётр руками подлокотники кресла. Присутствующий на беседе Павел (собственно говоря, она происходила в его покоях) переводил горящие восторгом глаза с одного собеседника на другого.

— И снова согласен, — китайским болванчиком закивал Грифич, — вот только приструнив заговорщиков, ты САМ должен очертить рамки – в том числе и для себя.

— Зачем?

— Чтобы инициативу не душить. Если слишком уж увлечёшься "Волей Государевой" вспомни, что было при Петре Первом (Великим попаданец категорически отказывался его называть).

— Верно, — нехотя согласился император, — он любую инициативу задушил, помню.

Такие беседы жутко выматывали принца, но что поделать – Пётр повадился проводить их не менее двух раз в неделю, да непременно в присутствии сына – приучал к политике. Ну а каково было Рюгену, который должен был отстаивать свои убеждения, но при этом не слишком страстно – и одновременно облекать суждения в удобоваримую форму, понятную и приемлемую как мальчику, так и государю. Ну а если учесть, что у последнего сильно испортился характер… Было непросто.

Непросто было и с коронацией – на нём по-прежнему висела часть предстоящего мероприятия и нужно сказать, что свою часть он давно уже подготовил. Отвечал Грифич за художественно-развлекательные вещи и частично за безопасность – но тут уже после Шувалова и Миниха.

Коронацию нужно было провести торжественно и без спешки, но и откладывать недопустимо – если бы Пётр короновался раньше, то многие рядовые мятежники не выступили бы против него. Церемонию назначили на середину августа, но без окончательной даты – на случай непогоды.

Коронация по традиции проходила в Москве – в Успенском соборе Московского Кремля. Грифич выехал туда загодя, а часть его людей и вовсе – ещё до попытки переворота.

Каноническая часть мероприятия прошла в Кремле – здесь сложно было внести что-то новое, поскольку всё было тесно завязано на христианстве и традициях – как византийских, так и русских. Здесь попаданец предложил несколько десятков небольших поправок, но Воронцов настоял, чтобы всё было как можно более традиционно – даже короновался Пётр шапкой Мономаха.

А вот когда он вышел из стен Кремля и поднялся на стены специального помоста – приветствовать подданных, то тут и началось время Грифича. Сперва – "Боже, царя храни", затем ещё десяток столь же торжественных песен, парад "Истинно верных" и прочие мероприятия.

Всё происходящее вызывало бурный восторг у зрителей – на зрелища эпоха не самая богатая, да ещё и религиозная подоплёка… Владимир видел множество людей, которые молились, опустившись прямо на колени – и нельзя сказать, что это были исключительно крестьяне, встречались и люди в дворянских платьях.

Торжества продлились почти неделю – и затем частично повторились в Петербурге. Попаданец выгреб из своей памяти буквально всё, что было можно – парады, кулачные бои и борьба, фехтование и фланкирование, силовое многоборье и армреслинг, клоуны на ходулях и многое, многое другое.

Основной же "фишкой" коронации было то, что большую часть представлений готовили сами зрители. То есть хотят портовые рабочие выпендриться – готовят представление и перед его началом объявляется, что именно они его готовили. Вроде бы нехитрый приём, но прошёл "на ура" и позволил не только проявить себя талантам, но и сэкономить достаточно круглую сумму. Впрочем, экономия эта оказалась бессмысленной – Пётр подарил их фаворитке…

Амнистия рядовым мятежникам прошла сразу после коронации. Ну как амнистия… Сперва долго нагнеталась обстановка и гвардейцы готовились к повторению "Стрелецкой казни"[129] и молились, родные же осаждали всех кого можно и нельзя, прося о помиловании, заступничестве и прочем.

После коронационных торжеств объявили, что рядовые гвардейцы…

Заступничеством Павла остаются в живых. В искуплении вины они отправляются в армию на десятилетний срок и без возможности повышения в течении трёх лет. Ну а кто проявит должное рвение в службе и храбрость в боях, сможет заслужить повышение и сократить срок немилости.

Были там и другие оговорки – вроде невозможности находиться в Петербурге и Москве, некоторых иных ограничениях прав.

На фоне возможной смерти это выглядело милостью, да и со сроком службы… Все понимали, что максимум лет через пять на рядовых должностях в армии останутся разве что откровенные дурни, остальные же просто покинут армейские ряды. В общем, кара не была жестокой.

Эффект, которого добивался хитромудрый попаданец, давший императору такой совет, был предельно прост – сбросить напряжение в обществе.

— Сам посуди, — сказал Владимир на очередной беседе с императором и Павлом, — сейчас ты вроде как помилуешь и большая часть дворянства выдохнет с облегчением. Ну, кроме родственников казнённых… Впрочем, правила "игры" всем понятны и за их судьбу будут переживать только родные.

— А друзья? — подал голос наследник.

— Друзья? В первую очередь все будут переживать за себя. Тем более, что по факту казнённых будет не так уж и много – в основном всевозможные монастыри да служба в острогах[130] Сибири. А так… мятежники будут опасаться привлечь к себе внимание лишний раз, ну а дальше начнут выслуживаться – служба в армии, да в чине рядового, это не то, что может понравится гвардейцу. Новых же восстаний от них можно несколько лет не опасаться – они ж разбросаны будут, да под присмотром.

— А потом? — заинтересовался Пётр.

— А что потом? — развёл руками Рюген, — нет никакого "потом". Кто получит помилование, всё равно не смогут возвратиться в Петербург или Москву. Да даже губернские города будут не для всех! Так что какие там могут быть заговоры в деревне? Ну а захочешь вернуться в общество – так докажи свою полезность да верность службой на благо Отечества. Докажет – добро пожаловать, ну а нет – так и сиди в провинции.

— Ну, ты прямо настоящий иезуит, — хмыкнул император.

Помилование "от Павла" дало свой эффект – люди рыдали и молились за здравие царевича. Тот был польщён…

— Не стоит, — мягко сказал ему Владимир, — это временный эффект и не стоит на него рассчитывать. Понятное дело – работать над твоим обликом в глазах людей нужно, но постоянного эффекта не будет. И не забывай, что против тебя тоже будут работать – "чернить" в глазах толпы.

Были помилования не только рядовых гвардейцев – в живых оставили Панина и даже назначали того на официальный пост – командовать Камчаткой. В те времена это была такая дыра… К слову – в живых бывшего приятеля попросил оставить Грифич, вспомнивший, что в ТОМ мире Панин вроде бы долго занимал какой-то важный пост – и достаточно успешно. Помиловали и Дашкову – одну из главных участников заговора.

Но тут другое – была она урождённая Воронцова и приходилась сестрой фаворитке императора… Ну да – высокие отношения… Её тоже сослали, но уже в Оренбург и тоже назначили на официальный пост – заведовать всеми учебными заведениями города и губернии. Много и красиво говоришь о просвещении? Ну так поработай на него…

К большому удивлению попаданца, Потёмкин в заговоре не участвовал, а ведь помнилась совсем иная история… Здесь это был бравый вахмистр Конной гвардии, активно участвовавший в войне с Фридрихом – причём сперва как гвардеец, а потом как представитель гвардии у Запорожского казачества, где получил сперва прозвище Нечёса,[131]  а потом и известность как лихой и абсолютно отмороженный вояка.

ЗДЕСЬ никаких контактов с Орловыми и Екатериной у него не было, так что недавно появившийся в Петербурге воин без особых раздумий присоединился к уланам и действовал во время мятежа настолько достойно, что получил в награду бриллиантовый перстень, тысячу червонцев и звание поручика Конной гвардии – и это только как приложение к неплохому поместью.

Вообще, казней было немного – только гетман Разумовский и ещё буквально десяток человек. Правда – казнили их показательно-жестоко. В частности, Кирилла Разумовского перед казнью лишили дворянства и повесили – весьма позорная смерть.[132]  Да и с его детьми поступили не слишком мягко, оставив только четверть оставшегося после "раскулачивания" отца состояния (в планах – раздача его верным людям) и это при том, что женат он был на Нарышкиной и изначально это было её приданое. Но к чести императора – это не было произволом, близкие покойного гетмана тоже были замешаны в заговоре, пусть и не слишком сильно.