По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

селом Жданы при выходе из окружения, — тем временем продолжил информировать Максима КИР. — Это к югу от Лохвиц, недалеко от тех мест, где мы недавно были. За день до этого, в бою в урочище Шумейково был ранен в ногу. Тогда же, к слову, погиб командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос Михаил Петрович.

Максим знал и помнил об этой истории. Так вот, значит, кто перед ним — остатки штаба Юго-Западного фронта и пятой армии. Только теперь товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга Анатолий Михеев выжил. Интересно, кто у них на носилках? Судя по всему, тоже кто-то высокого ранга.

— Поможете перебраться на другой берег? — спросил Михеев, словно прочитав мысли Максима. — У нас раненый. Это командарм Потапов Михаил Иванович. Генерал-майор.

— Командарм пятой армии? — проявил осведомлённость Максим.

— Он, — подтвердил Михеев. — Десять дней уже его тащим. Честно признаться, силы на исходе. Можно сказать, их нет совсем. Два дня уже не ели.

— Вы тоже ранены, — сказал Максим.

— Это ничего, — ответил Михеев. — Это ерунда. Ногу зацепило, кость цела. Главное командарма к нашим дотащить. Это такой человек… Пятая армия чудеса храбрости и умения проявила. Он должен жить. Понимаешь, лейтенант? Должен.

— Должен, значит, будет, — сказал Максим. — Давайте попробуем. Что до еды, то на том берегу — видите? — горит мой костёр. А рядом с костром только что заколотый и освежёванный дикий кабан. Ну, так получилось, я не специально. Так что силы поддержать хватит. Ещё и с собой мяса возьмём.

— Отлично, — сказал Михеев. — Как переправлять будем? Глубоко здесь?

— С головой будет, — ответил Максим. — Мы-то спокойно переплывём, но вот раненый… Плот надо соорудить, вот что. Мой маленький, нужен побольше.

Нашли в лесу и подтащили к берегу нужные по размеру брёвна. Связали их имеющейся у Максима верёвкой с маленького плота и ремнями. Погрузили носилки, оружие, одежду и обувь на плот.

— Ну, с богом, — сказал Максим. — Поплыли, должен выдержать.

Плот выдержал.

На другом берегу сняли с него носилки, оделись-обулись, донесли носилки до костра. Генерал-майор Потапов был без сознания. Отблески костра освещали его бледное, заросшее щетиной лицо. Голова генерала была перевязана.

— Куда он ранен? — спросил Максим.

— Проникающее пулевое в грудь, — сказал Михеев. — Это самое тяжёлое. Ещё в голову и левую руку. Предплечье.

— Пулю достали?

— Нет, — покачал головой Михеев. — Некому было.

— Плохо.

— Очень. Его к докторам надо и как можно скорее. Иначе, боюсь, помрёт.

— Я посмотрю? — спросил Максим.

— Понимаешь в ранениях, лейтенант?

— Кое-что понимаю. Но я не настоящий врач. Так, первая помощь. Посмотрю его, потом вашу ногу.

— Ладно, — согласился Михеев. — Хуже все равно не будет.

— Только пусть кто-нибудь кабаном займётся, — сказал Максим и повернулся к бойцам. — Товарищи красноармейцы, кто знает, как приготовить кабанятину на углях?

— Можно пожарить, — предложил Савченко. — Как шашлык.

— Шампуров нет, — сказал Максим. — Разве что на свежесрезанных ветках…

— А штыки на что? — спросил Савченко. Было ему на вид далеко за сорок, в усах и недельной щетине блестела густая седина. — Мы в германскую на штыках свинину жарили, отлично получалось. Хорошо бы соли, конечно. Но можно и без неё.

— Соли немного есть, — сказал Максим. — И даже три луковицы.

— Так это вообще прекрасно, — оживился Савченко. — Давайте, я всё сделаю.

— Отлично, Савченко. На штыках куски мяса сейчас нам всем поесть, а остальное можно запечь в глине. Глину на берегу взять. Сумеете?

— Обижаете, товарищ лейтенант.

Максим достал соль в спичечном коробке, три луковицы, передал бойцу:

— Держите. Остальные помогите Савченко, кто чем может, — он посмотрел на комиссара госбезопасности, который сел возле с костра на плащ-палатку, вытянув раненную ногу. — Ничего, что я раскомандовался, товарищ комиссар?

— Всё нормально, — ответил тот и достал из кармана коробку папирос «Казбек». — Последняя коробка, — сообщил. — Берёг, берёг, пришла пора открыть, — открыл, протянул Максиму. — Закуривай, лейтенант.

Максим хотел ответить, что не курит, но передумал. Почему-то захотелось взять папиросу у этого, несомненно, облечённого большой властью человека.

— Спасибо, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, — ответил он. — С удовольствием. Но сначала дело. Раны.

— Тоже верно, — кивнул Михеев. — Займись, потом закурим. И брось ты уже этого товарища комиссара госбезопасности третьего ранга. Просто «товарищ комиссар» достаточно. А когда вдвоём, то и вовсе можно Толей звать, — он подмигнул. — Ты какого года, Коля?

— Двадцатого.

— Вот, а я одиннадцатого. Третьего июня тридцатник стукнул, а через девятнадцать дней война началась, — Михеев вздохнул, вспоминая.

— Понял, товарищ комиссар, — сказал Максим и добавил тихо, оглянувшись на красноармейцев, которые возились с кабаньей тушей. — Толя.

Михеев усмехнулся, поощрительно закрыл и открыл глаза, чем нимало не обманул Максима, — тот видел, что товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга собран и внимательно за ним следит. Что ж, пусть следит.

Максим сбил воспалительный процесс у генерала Потапова. Влил ему немного жизненных сил. Кардинально это проблему не решало, но несколько дополнительных дней генерал получал. Он даже пришёл в себя, открыл глаза и попытался встать.

— Тихо-тихо, — остановил его Максим. — Вам лежать надо, товарищ генерал. Ранение тяжёлое.

— Вы кто? — спросил Потапов, нахмурившись.

Максим представился.

— Всё в порядке, товарищ генерал, — сообщил комиссар, усаживаясь рядом с носилками. — Мы на левом берегу реки Псёл. Пытаемся выйти к нашим. Держитесь, недолго осталось.

— Михеев?

— Я.

— Кто ещё выжил?

— Вы, я и с нами четверо бойцов. Может быть, ещё кто-то прорвался, не знаю.

— Командующий фронтом?

— Погиб. Что вы помните?

Потапов нахмурился, вспоминая.

— Нас зажали в роще, возле хутора. Как его…

— Дрюковщина, — подсказал Михеев. — Хутор Дрюковщина.

— Точно, — Потапов закрыл и открыл глаза. — Танки и пехота. Мы отошли в рощу. Там ещё был овраг, по его краю заняли оборону и приняли бой. Немцы навалились с трёх сторон. Я поднял бойцов в контратаку… Потом удар в грудь и голову, дальше не помню. Ну, почти. Помню, несли меня куда-то, небо над головой… Говоришь, Кирпонос погиб?

— На моих глазах, — ответил Михеев.