Восхождение язычника 3 - Дмитрий Шимохин

Я же ничего не ответил, только еще больше нахмурился и смотрел на рыжего сузившимися глазами.

Лучи солнца начали припекать, и я чувствовал, как по моему телу струится пот. Было совсем не понятно, от волнения за ребят или от жары, даже ладошки вспотели. Я почувствовал, как Рознег положил мне на спину свою сморщенную, старческую руку.

Оглянувшись, я посмотрел ему в глаза и кивнул, благодаря за поддержку.

А народ начал все больше распаляться, и в мою сторону уже полетели выкрики от горожан, что мне стоит выйти и умереть как мужчине. А не ждать непонятно чего.

Если в ближайшее время мои люди не появятся с броней, чувствую, придется выходить на бой в чем есть, надеюсь, мне хоть щит дадут. Черт возьми. Что они так долго? От площади, если бегом, до пристани минут пятнадцать да обратно столько же. Но такое впечатление, что я уже здесь час стою и жду.

И вот в конце площади показались мои парни. Их было трое, они пробирались среди толпы, в наглую расталкивая людей. Среди них не было Октавия. Я стоял и вглядывался в них, они были растрепанные и взвинченные, и когда они подошли близко, смог рассмотреть на них капли крови, и от каждого шибало смертью. Глаза у них были бешеные, а движения резкие.

— Рассказывайте, — бросил я им сквозь крепко сжатые зубы, принимая мешок с моей броней.

Рыжий норманн что-то проорал с помоста, но я не обратил внимания.

— На нас с Октавием напали, когда мы уже почти подошли к пристани. Это были двое из этих, — и он кивнул в сторону северян. — На улице никого не было, видимо, все здесь. Мы бились, как нас и учили, но они были сильней. Октавия ранили, но и он успел полоснуть в ответ. Иначе я бы не смог продержаться и дождаться помощи. Я уж думал все, конец, с двумя я бы не сладил, от одного-то еле отбивался. А там Азат и Крист подоспели, и мы втроем смогли отбиться. От того и вышло так долго, — проговорил Трофим. В его голосе было столько эмоций, злость и ненависть, печаль и боль.

— Октавий, он жив? — мой голос заледенел.

Парни покачали головами.

— С-с-сука, — только я и выдохнул. Хотелось завыть и зарычать.

А перед глазами встало его лицо, лицо девятнадцатилетнего парня. Первая потеря среди моих людей.

Мне казалось, я был готов к такому, но это было тяжело. Он умер за меня, он умер из-за этих наглых тварей. Я перевел свой взгляд на рыжего, который внимательно наблюдал за нами.

— Что с телами? — спросил я, отворачиваясь от норманна.

— Прокоп сказал, что позаботится о них, мы не стали задерживаться, — это проговорил уже Крист.

— Ясно, молодцы. Октавий будет отомщен, — все-таки вырвался из меня рык.

А парни просто кивнули.

Я же принялся облачаться на глазах у всех. Тяжелая броня катафрактария — это не кольчуга, которую можно быстро надеть на себя. Так что пришлось немного повозиться, но парни мне помогли.

И вот на мне шлем, прикрывающий мою голову, с которого вниз свисает кольчужная бармица, закрывая все лицо.

Какое оружие выбрать, меч или топор? Мой взгляд перескакивает с одного на другое.

Топором я лучше владею, а меч более статусное оружие в наших краях. Я бросил взгляд на норманна, в руках он держал меч. Значит, его и возьму.

При взгляде на норманна меня переполняла злость.

Так, Яромир, надо хоть немного успокоиться, мелькнула у меня мысль, а следом другая. К черту спокойствие. Я эту падаль и его дружков, если надо, голыми руками рвать буду или грызть. Октавия я им не прощу, и до тебя, здоровяк, сегодня очередь дойдет. Я кинул взгляд на здорового норманна, что по-прежнему стоял у помоста, с ненавистью глядя на меня. Наглые ублюдки, считающие, что они в своем праве.

— Ты готов сегодня умереть, колдун? — раздался голос рыжего. Было видно, что он больше пытается бахвалиться, чем по-настоящему уверен.

Я же осклабился в ответ на его слова.

Глава 18

— Сегодня прекрасный день, чтобы умереть, — вырывается из меня, это больше похоже на рык.

И я взбираюсь на помост. Каплевидный щит приятно оттягивает левую руку, а в правой уже обнаженный меч. Тяжесть доспеха приятно давит на плечи, броня ромейского катафрактария — весомый довод в настоящее время. А если учесть магию жизни, которой я могу воспользоваться в любой момент, то черта с два я в ней устану, пока она не исчерпается в моем источнике. Пару часов подряд смогу биться, не переставая, и оставаться полным сил.

Рыжий норманн находится от меня на другой стороне помоста и чуть ли не копытом бьет, готовый кинуться на меня, впрочем, как и я на него. Очень уж хочется снести ему башку. Но мы оба ждем отмашки.

— Я волхв Триглава, — сзади раздался голос молодого жреца, — да сойдутся эти вои в честной схватке перед ликом богов. И победа достанется тому, за кем правда, а не сила. Слово сказано мной, Гремом, жрецом Триглава, бейтесь с честью.

— Да произойдет этот бой перед ликом людей. Это говорю я, Борислав, посадник Волина, — прогремели слова посадника.

И мы, не сговариваясь с норманном, двинулись к центру помоста.

Я развернулся левым боком, подняв щит до подбородка, и он прикрывает почти все мое тело. Меч же выглядывает сверху щита, как кончик жала скорпиона.

Норман развернулся ко мне так же боком и прикрылся щитом, только меч держит сбоку.

Он что-то бормочет себе под нос, но я не вслушиваюсь.

Рыжий резко прыгает вправо, и его меч выстреливает вперед, метя в бок. Разворот корпуса, и я принимаю укол его меча на щит и сам бью в ответ. Мой удар прост и незамысловат, идет по верху, целя в шлем. Может, урона и не нанесу, но, когда лупят по шлему, удовольствия мало.

Однако рыжий успевает выкинуть свой щит вверх, и мой меч чиркает по кромке щита.

Сердце бухает, и его удары отдаются в голове. Кровь полна адреналина, хочется действовать и взорваться ударами.

Обменявшись еще парочкой ударов, мы начали кружить по площадке.

Вдруг рыжий перешел к активным действиям и начал наносить удар за ударом. Достаточно