Виктор Побережных - Горячий июнь

А утром в четверг, 11 июня, я проснулся и, в первый момент, не понял — что не так? А потом вдруг осознал — пропало это надоевшее чувство тяжести! Видимо я просто втянулся и привык к новому положению. Даже мои постоянные спутники, охрана, проявили эмоции — удивлённо переглянулись, увидев мою довольную физиономию. А я, действительно, был доволен. Даже воспоминания об Олесе перешли в какую-то новую стадию — было больно вспоминать, но чернота ушла из груди.

Привычно устроившись за своим столом, с улыбкой посмотрел на ребят. Бесятся как дети малые. Даже Мелешин, попал под 'дурное' влияние вчерашних студентов! Детский сад, а не сотрудники НКВД! Только что рожки друг другу не ставят. Школота, блин! Наконец они успокоились и началась нудная работа. Привычно просматривая очередной отчёт из госпиталей, я наткнулся на знакомую фамилию — Боннэр. Вчитался и окончательно убедился — она! Так-так-так! И что же здесь у нас? Находится на излечении в Свердловске… А…Понятно… Упомянута как свидетель событий. Всё, неуважаемая! Не быть вам женой академика! Быстро набросав служебную записку, я предупредил ребят и отправился к Меркулову.

Владислав Николаевич был на месте и сразу принял меня. Передав ему своё 'творение' я стал ожидать решения комиссара. Внимательно прочитав мою записку, Меркулов задумался, при этом он отбивал какой-то ритм пальцами на крышке стола. Неожиданно он встал, несколько раз прошёлся вдоль стола и подошёл к окну. Постояв так с минуту, он повернулся и спросил.

— Вы считаете, что несмотря на все изменения, уже существующие в нашей жизни, она может принести вред стране?

— Да, товарищ комиссар государственной безопасности, считаю. Даже не стань она женой Сахарова, она всё равно нагадит. И это не зависит от уровня её жизни или убеждений — реальных или вымышленных. Её отец расстрелян, а мать сослана и этого достаточно. Она мстительный, умный враг! Не мне судить, насколько было справедливым решение по её родителям, но я считаю, что именно это сделало её Врагом.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант. Спасибо, за ваше мнение. Мы обязательно учтём его при принятии решения, — вернувшись за стол с улыбкой спросил, — А как новенькие у вас себя чувствуют?

— Нормально, товарищ комиссар. Только пацаны они совсем.

— Это не страшно, — ещё шире улыбнулся Меркулов, — Быстро повзрослеют.

Поговорив ещё немного о ребятах, я попросил разрешения и направился к себе.

Только вошёл в кабинет, как Слава Коломийцев 'обрадовал' меня.

— Товарищ старший лейтенант! Только что звонил полковник Судоплатов! Просил, что бы вы сразу после возращения от товарища Меркулова зашли к нему с каким-то списком.

— Спасибо, Слава, — я взял из сейфа несколько листов, со списком книг и фильмов, о котором просил Судоплатов и направился к полковнику. Судоплатов не тот человек, чьи просьбы можно игнорировать.

Павел Анатольевич сидел зарывшись в какие-то бумаги, но увидев меня сразу отложил их в сторону.

— Товарищ полков…

— Садись, — прервал он меня и улыбнулся, — Будем считать, что представился. Ну, что за список у тебя?

Было заметно, что он еле сдерживает нетерпение. Неужели для него действительно так важна эта информация? Уткнувшись в бумаги, он, время от времени, хмыкал, делая пометки. Помимо названий книг и фильмов, в списке были сделаны пометки — о чём то или иное произведение. Естественно только с теми, которые я хорошо помнил. Наконец Судоплатов закончил изучать мой список и откинулся на спинку стула. Пару минут мне казалось, что он смотрит сквозь меня, настолько отсутствующим был взгляд полковника.

— Спасибо за список, Андрей Алексеевич, — неожиданно заговорил Судоплатов, — Что же, придётся вам потерпеть общение с медиками. Пойдёмте.

Через десять минут мы были в, до боли знакомой, камере с серьёзными ребятами в белых халатах. Последнее, что я слышал было ненавистное — ваши веки становятся тяжёлыми…

За последующие три дня, мне ещё дважды приходилось общаться с 'мозговедами'. Не знаю, насколько успешной была работа медиков, но Судоплатов не выглядел разочарованным, скорее наоборот. А вечером, пятнадцатого июня, появился Мартынов. Рассеяно выслушав мой доклад и познакомившись с пополнением, Мартынов направился к себе, приказав следовать за ним. Зайдя в кабинет, Мартынов недовольно покосился на запылившийся стол, вздохнул, достал из сейфа бутылку коньяка с рюмками.

— Садись, заместитель, — он грустно усмехнулся, — примем по пять капель…

С удивлением глядя на командира, я послушно сел и взял рюмку. После утвердительного кивка Мартынова выпил и закурил папиросу из его портсигара. Задумчиво затягиваясь ароматным дымом, Александр Николаевич смотрел то на крышку стола, то на стену, стараясь не зацепить взглядом меня. Наконец он принял какое-то решение, налил ещё по 'пять капель'.

— Андрей. Нашли мы твоего предка…

Я аж привстал, но сдержался и стал молча ждать продолжения.

— Нашли, — повторил Мартынов, — Вернее не его, а место его гибели. Погиб он. Геройски погиб. После выхода из окружения и лёгкого ранения, он попал под Смоленск. Прикрывая эвакуацию госпиталя, погиб взвод, возглавляемый старшим сержантом Сергеевым Андреем Николаевичем. По рассказам выживших, взвод твоего предка успел уничтожить до двух взводов немецкой пехоты и три танка, но….Сам понимаешь, Андрей….Давай, помянем старшего сержанта Сергеева.

Молча выпив коньяк, я закурил и задумался. Судьба, мать её! Но теперь, хоть родня знать будет точно, что с ним произошло. Уйдя в свои мысли, я не сразу понял, что Мартынов что-то продолжает говорить. Спохватившись, я вслушался в его слова.

— …вот и получается, что он в группу не вернётся.

— В смысле не вернётся, Александр Николаевич? Кто?

Мартынов удивлённо посмотрел на меня, но видимо понял, что я думал о своём деде и повторил.

— Орлов в группу не вернётся. К Абакумову переводят после выздоровления. А с Яшей вообще непонятно… Ухудшилось его состояние вчера. Врачи пока не понимают в чём дело. Вот такие хреновые дела, Андрей.

Помолчав пару минут, Мартынов убрал коньяк и отошел к окну.

— Ладно. Иди к ребятам, работай, — тихо сказал он, не поворачиваясь ко мне, — И ещё…Будь повнимательнее. Иди…

Интерлюдия. 15.06. 1942 г. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.

— Ну, Лаврэнтий. Чем обрадуешь?

Сталин раскуривая трубку посмотрел на наркома. Настроение у вождя было хорошим — обстановка на фронтах складывалась таким образом, что можно было, с известной долей осторожности, говорить о начале перелома в войне. Очень похоже, что немцы начали выдыхаться. Именно такое впечатление сложилось у Иосифа Виссарионовича по итогам сегодняшних докладов, озвученных на совещании ГКО

— Есть чем, Иосиф Виссарионович, — Берия тоже был в приподнятом настроении, — Операция 'Оракул' продвигается успешно. Даже лучше, чем ожидалось. Использование групп Мартынова, Петрова и Гоберидзе в качестве первичных фильтров — полностью себя оправдало. Основная аналитическая служба избавлена от массы ненужной, черновой работы, что дало хорошие результаты. За последний два месяц вычислены пять разведывательных сетей немцев в разных районах страны. Три мы вынуждены были уничтожить, а две работают под нашим полным контролем. Помимо этого найдены два шпиона — одиночки. Оба задержаны, ведутся следственные мероприятия. По рекомендациям аналитеческой группы, в том числе благодаря информации Максимова, проводится отбор специалистов. С фронтов отозвано 238 человек, из ГУЛАГ, в специализированные отделы переведены 53 человека. Во многом благодаря этому, можно с уверенностью говорить — наша промышленность выходит на новый уровень! В октябре месяце, будут выпущены опытные образцы аккумуляторов нового типа, а к началу следующего года они уже пойдут в серию.

— Ти так уверен в их эффективности, что говоришь о серийном производстве? — Сталин приподнял бровь в удивлении и отложил трубку.

— Да, товарищ Сталин, уверен! Помимо этого имеются огромные подвижки в радиопромышленности, физике, медицине. К концу этого месяца производство пенициллина выходит на промышленный уровень. Нужно признать, что информация Стасова и Максимова не намного, но ускорила работу товарища Ермольевой и позволила быстрее наладить производство пенициллина. Все материалы по этим делам в моём отчёте.

Лаврентий Павлович подал Сталину папку с бумагами.

— Хорошо, Лаврэнтий. Я посмотрю попозже. А что с Бомбой у Рузвельта?

— Не очень, товарищ Сталин. Три дня назад, 12 июня, в автомобильной аварии погибли Ферми и Сциллард. Очень уж быстро едут американские машины, товарищ Сталин, — Берия развёл руками, — В случае аварии — трудно выжить.

— Да. Вот что значит — учёные — теоретики, — Сталин вздохнул и покачал головой, — аккуратны только в науке, а в обычной жизни… Вечные проблемы с научной интеллигенцией. Что у нас, что у них. А как у англичан дела?