Дипломатия броненосцев - Иван Валерьевич Оченков

больше у вас поводов поспешить с возвращением в Лондон, чтобы немедля выступить в палате общин и лично убедить состоящее из ваших политических противников — вигов — большинство в необходимости покончить с войной!

— Непременно последую вашему совету, принц, — вернув себе самообладание, изобразил легкий поклон Дизраэли.

— Мое почтение! — небрежно отозвался я и собирался откланяться, но тут моего противника прорвало.

— Сегодня вы торжествуете, — прошипел он, — но запомните, придет время расплаты!

— Жду с нетерпением! — отозвался я, еще не зная, как отразится этот договор на карьере моего визави. Уничтожит ли ее совсем или же придаст ей новый импульс.

А вот с главой французской делегации мы попрощались куда более сердечно.

— Надеюсь на скорую встречу, — со значением в голосе сказал де Морни, когда мы остались один на один.

— Я тоже. Нам с вами еще многое предстоит обсудить. Кстати, не хотите принять участие в одном старинном обряде?

— Если только он не совсем скучный.

— Честно говоря, не стал бы на это рассчитывать. Жители Голштинии собираются принести присягу моему сыну. Впрочем, затем вроде бы намечается бал…

— Могу представить себе тамошних дам, — поморщился Морни, слывший несмотря на свою более чем обширную лысину большим ценителем женской красоты. — Нет уж, благодарю покорно. К тому же я думал, что вы поспешите вернуться в Петербург, чтобы получить все причитающиеся вам почести там.

— Помилуйте, Шарль, на кой черт мне это нужно? Я и без того скоро оглохну от славословий в свою честь.

— В таком случае, приглашаю вас в Париж! Уверен, император и его супруга будут рады принять вас в Тюильри. Брат мне о своем желании лично познакомиться с вами, мой друг, уже писал.

— А знаете, я совсем не против. Как не уважить главу Франции и императрицу Евгению. Разве что сначала получу от своего брата высочайшее соизволение и согласую цели и задачи моего сугубо частного визита.

— О нет. Если вы прибудете во Францию, вас встретят со всем почетом. И как генерал-адмирала Русского флота, и как члена монаршей семьи и принца.

— Если вы, Шарль, думали меня этим обрадовать, — изобразил я на лице кислое выражение, — то ошиблись. Вы не представляете, как утомляют меня все эти официальные церемонии и необходимость соблюдения этикета. Ей богу, иной раз мне хочется убраться куда-нибудь на край света подальше от фальшивой и лицемерной цивилизации.

— C'est la vie! — захохотал жизнерадостный граф. — Крепитесь, мой друг, ибо это участь всех высокорожденных особ! Мне в этом смысле живется намного проще, ведь я бастард уже в третьем поколении. Впрочем, не пугайтесь раньше времени. Этикет при Парижском дворе вовсе не такой строгий, как в Вене или Петербурге. Мой брат очень прост в обращении и недаром называет себя социалистом.

— Император-социалист? — хмыкнул я. — Бог мой, какая нелепость!

— Не стоит колебаться, — продолжал граф. — С вашего позволения, я немедленно извещу императора о предстоящем визите.

— Думаю, с этим не стоит торопиться…

— Нет-нет, это решено! Даже если вас не отправят как официальное лицо, я лично приглашаю вас, просто как своего друга. И отказа уже не приму.

— Хорошо, Шарль. В конце концов, у меня не так много настоящих друзей, чтобы пренебрегать их приглашениями. Но за это вы составите мне компанию.

— Это жестоко!

— А кому легко, мой дорогой граф?

Пока я оставался в Дании, окончание боевых действий вызвало в деловых и правительственных кругах России неподдельный энтузиазм. Все разом вспомнили старинную мудрость о том, что худой мир лучше доброй ссоры, а торговать гораздо прибыльнее, чем воевать. Купцы и чиновники жаждали налаживания отношений, поставок товаров и возможности, как и прежде, весело прожигать жизнь в Париже и Лондоне. Хотел было добавить и на «Лазурном берегу», но такой моды среди русской аристократии пока нет. Более того, столица будущей русской Ривьеры — Ницца все еще находится в составе Сардинского королевства.

Впрочем, если с Францией мы действительно подружимся, то вот с Англией наше противостояние будет продолжаться всегда. Просто знают об этом пока не все. Они в меру сил будут вредить нам на Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке, а мы… Собственно, а почему нет?

Разгоравшиеся в далекой Индии события при правильном подходе могли стать не только сиюминутным фактором для давления на переговорах, но и способом для дальнейшего шельмования островной монархии вообще и ее военщины в частности. Не то чтобы я питал какие-либо иллюзии на счет моральных качеств индийских борцов за свободу. Но на войне как на войне, не так ли?

В общем, незадолго до отъезда я вызвал к себе недавно произведенного в капитаны второго ранга Кострицына. Русская эскадра на рейде Копенгагена к тому времени довольно сильно сократилась. Первыми датскую столицу начали по одному покидать броненосцы. Затем за ними последовали линейные корабли и фрегаты. В конце концов остались только несколько корветов и судов поменьше, а также предназначенный к передаче датчанам «Трасти», которым как раз и командовал Виктор.

— Прибыл по приказу вашего императорского высочества! — громко отрапортовал мне появившийся на моем пороге Кострицын.

— Проходи, садись, — приветливо кивнул я. — С господином Трубниковым, полагаю, знаком?

— Конечно. Константин Васильевич и его репортеры о нас много лестного написали.

— Вот и славно. Ведь дальше вам придется сотрудничать.

— Как это? — удивился капитан второго ранга.

— Не бойся, — усмехнулся я. — Писать статьи никто тебя заставлять не будет. Для этого есть специально обученные люди. У меня для тебя другое поручение.

— Готов выполнить любой приказ! — снова вытянулся Кострицын.

— Это, конечно, хорошо. Но ты сначала все-таки подумай. Уж больно дело непростое и деликатное. Ты, верно, слышал про восстание в Индии?

— Сипайский бунт? Конечно. Смею заметить, что нам это выступление пришлось на руку.

— Есть такое, — не стал отрицать я. — Больше того, есть надежда извлекать из этого восстания пользу и далее.

— Хотите послать меня в Южные моря?

— В общем, да. Не одного, конечно. Господин Трубников направит с тобой несколько своих корреспондентов. Доставишь их к месту, окажешь, если понадобится, помощь. Остальное будет их задачей. Ты, кстати, английский язык знаешь?

— Учил в гимназии, — осторожно ответил Кострицын.

— Понятно. Читаешь со словарем. Ну да ладно, путь неблизкий, успеешь подтянуть. Сам понимаешь, в тех краях по-русски вряд ли кто изъясняется. А какие никакие контакты с местными навести придется.

— Ты же, брат, — обернулся я к Трубникову, — отбери людей потолковей. Не обязательно из наших, можешь и иностранцев привлечь. Главное, чтобы смогли задокументировать подавление восстания. Пусть опишут и сфотографируют все жестокости, массовые расстрелы и прочее.

— Помилуйте, Константин Николаевич, — удивился директор РТА, — кто ж им позволит фотографировать-то?