Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

мужчин, у которых были другие женщины

(она уверена, что ее отец ― один из них).

От матери она усвоила, что таким женщинам, как она,

следует не обращать внимания и быть выше этого.

В конце концов, если он всегда приходит домой и содержит семью,

женщина может смириться практически с чем угодно.

Но она уверяет себя, что Томми не такой.

Она думает: если и есть кто-то, к кому он неравнодушен,

их отношения никогда не сравнятся с нашими. Так притворяться невозможно.

Его ласковые слова. Доброта. Их связь. Дэйзи.

Однажды, держа дочь на коленях, он замечает на себе ее взгляд и улыбается.

― У тебя довольный вид, ― говорит он.

― Да? ― Изображая удивление, она встает со стула, чтобы нежно поцеловать его в щеку. ― Интересно, с чего бы, ― игриво говорит она.

Он шепчет:

― Я понимаю, что тебе нелегко… Я так тебе благодарен…

― Томми, я знаю, как ты стараешься.

Она снова целует его, желая показать, как хорошо она знает, что он старается.

Этого достаточно.

― Я так счастлив с тобой, ― говорит он. ― Я тебя не заслуживаю.

Нет. Так притворяться невозможно.

Ева

2016

Со временем она поняла, что прогресс не всегда ощущается как прогресс.

Но так или иначе все всегда складывается нужным образом: в любом хаосе есть свой порядок.

Очередной шаг. Зарождение нового чувства. Новая возможность.

Ты никогда не забываешь, и ничего не меняется. И в то же время меняется все.

И однажды она садится ― но уже на другой диван, в другой комнате, в другой квартире;

сквозь занавески пробивается другой свет, на стенах и кофейном столике ― другие фотографии.

У нее вдруг новая жизнь. И при этом она чувствует, что именно эта жизнь ей была уготована;

так бывает, когда надеваешь старый свитер, который долго не мог найти, а потом обнаружил в дальнем углу шкафа.

Квартира, которую нашла Ева, находится в том же доме, где живут бабушка Цзяи и тетя Дороти.

Она примерно такого же размера, только кухня чуть меньше.

В одной из двух спален Ева устраивает художественную студию, поставив мольберт у окна, из которого открывается вид на крошечную детскую площадку. Теперь, когда у нее есть эта комната и гостиная, она может принимать больше учеников.

Тетя Дороти оглядывает квартиру, широко улыбаясь.

― Я так горжусь тобой, ― говорит она.

Ева расплывается в улыбке.

― Спасибо за помощь. Без тебя я бы не справилась.

― Ой, справилась бы. Я даже не сомневаюсь. ― Тетя протягивает руку и касается угла мольберта. ― У тебя столько всего впереди.

Ева не может не думать: интересно, ее мать бы тоже так сказала, будь она здесь?

Но после того как она стояла у того дома в Примроуз-Хилл, наблюдая, как мать в детстве подносит кисть к мольберту, в одном она уверена: матери понравились бы ее ученики.

Среди них: дети, которых она учит бесплатно, ― они приходят в поношенной одежде, с сияющими улыбками и берут краски и карандаши из ее запасов;

дети, которые приезжают на дорогих машинах с водителями в униформе, в сопровождении матерей в дизайнерской одежде и с дизайнерскими сумками;

дети из соседних районов и из отдаленных ― в каждом Ева способна найти талант, который можно взрастить, творческую искру, которую можно разжечь.

Она старается учить детей так, как мать учила ее.

Мягко, поощряя и поддерживая. С энтузиазмом, постоянно держа наготове новые идеи и занятия.

Она думает о том, как отец в своем кабинете велел им с Томми делать записи об их путешествиях.

Как его угрюмость и серьезность смягчались нежностью и добротой матери.

Ева показывает тете Дороти картины и рисунки детей

и с грустным, задумчивым блеском в глазах признается:

― Раньше я старалась путешествовать как можно чаще, хотя и знала, что могу… потерять там себя. То, что случилось с моими родителями, ― тому доказательство. Но я просто не могла удержаться.

― А сейчас? ― спрашивает тетя Дороти.

― Сейчас я все так же скучаю по маме и папе, ― говорит она, ― но мне уже не нужно так часто путешествовать. ― С улыбкой, в которой сквозит легкая горечь, она берет в руки рисунки. ― Теперь у меня есть это.

Однажды после занятий Ева идет с бабушкой Цзяи и тетей Дороти в парк, разбитый на месте города-крепости Коулуна.

Отец Евы почти никогда не говорил о доме своего детства. Поэтому все, что Ева знала о городе-крепости, она почерпнула из фотографий, которые родители развесили в кабинете отца.

― Там очень темно. ― Почти единственное, что рассказывал отец. ― Дорогу нужно было знать наизусть, иначе очень легко заблудиться.

Однажды он взял мать с собой, и по возвращении у Лили был отсутствующий вид.

В ту ночь, укладывая Еву спать, мать сказала:

― Я знаю, что отец нечасто это говорит, но он вас очень любит. Ты это знаешь?

И Ева, немного смутившись, просто кивнула и подставила матери щеку для поцелуя.

Сейчас, стоя у лотосового пруда и глядя на свежую зеленую листву деревьев, растущих на противоположном берегу, Ева вспоминает тот момент. Трудно представить, что много лет назад на этом засаженном зеленью месте стоял целый город, кипящий жизнью и разложением.

Бабушка Цзяи оглядывает парк глазами, полными слез.

― Словно нас здесь и не было никогда, ― говорит она. ― Я пытаюсь вспомнить, где что находилось. ― Она поворачивается к дочери. ― Дороти, ты помнишь?

Ева молчит, пока ее бабушка и тетя начинают объяснять, как здесь все было раньше:

― На том углу мы забирали продукты для ресторана, ― говорит бабушка. ― Там твой дедушка ждал машину с доставкой.

― Здесь была дорога, ведущая к моей школе, ― говорит тетя Дороти. ― Вот на том месте я ждала автобуса.

Ева все еще молчит. Как ей сказать бабушке, что она уже все это видела? Что однажды ходила по этим длинным темным коридорам. Стояла на крыше и смотрела, как ее отец, маленький мальчик, бросает камешки на пролегающие внизу улицы.

Позже, когда они едут домой в такси и бабушка дремлет, тетя Дороти берет ее за руку.

Ева ждет, что она заговорит о ее отце, о дедушке или даже о матери. Но она задает вопрос, который волнует Еву больше всего.

― Ты давно говорила с Томми?

Ева скрещивает руки на груди.

― Довольно давно. На мои последние сообщения он так и не ответил. Наверное, занят с Дэйзи.

― Твоей бабушке ужасно хочется познакомиться с этой девочкой.

― Ну, мне тоже.

― Может,