Константин. Аландская Звезда - Иван Валерьевич Оченков

еще раньше за борт выбросили, чтобы судно облегчить. Пришлось драться всем, что под руку попало. Кто тесаком, кто вымбовкой, я вот кортиком махал. Слава Богу, пехота выручила.

— Тяжко вам пришлось.

— Да уж, я бы сказал, волнительно. Ладно, вы занимайтесь «Бомарзундом». Тщательнейшим образом проверьте все плиты и составьте подробный отчет. Его высочество, помяните мое слово, его непременно потребует.

— Будет исполнено, господин капитан первого ранга.

— А я тем временем, — не обратив внимания на иронию равного с ним в чине и старшего по возрасту офицера, продолжил Бутаков, — наведаюсь на канонерские лодки. Да заодно узнаю, как там на бастионах. Сдается мне, у них там не столь гладко.

— Разузнайте заодно, как там мои?

— Конечно.

Вскоре выяснилось, что предчувствия нисколько не обманули молодого комбрига. Но если «константиновки» хоть и потеряли убитыми и ранеными всего двенадцать человек, то береговым укреплениям и превращенным в плавучие батареи линкорам пришлось гораздо хуже. Больше всего пострадал бывший корабль Поклонского — «Россия». В бортах лишенного возможности двигаться линкора насчитали почти два десятка пробоин. Потери составили 6 человек убитыми и 32 раненых. Два других линейных корабля получили всего десяток попаданий на двоих.

Каменные укрепления крепости, в основном, неплохо выдержали выпавшие на их долю испытания. Но деревянные постройки были уничтожены практически полностью. Так же взорвался один из пороховых погребов, и была разрушена временная батарея, укомплектованная моряками. Общие потери на берегу составили 18 человек убитыми и 96 ранеными.

Для видевшего своими глазами осаду главной базы Черноморского флота Бутакова все это было, разумеется, не в новинку. Удивляло другое. В Севастополе работы не прекращались ни днем, ни ночью. Стоило замолчать орудиям осаждающих, как на полуразрушенные укрепления устремлялся поток работников.

Саперы, гарнизонные солдаты вместе с матросами и добровольные помощники из числа местных жителей исправляли повреждения, рыли траншеи, вели подкопы и контр-подкопы. В общем, все были при деле, и никто, за исключением, быть может, стрелявших весь день артиллеристов, не оставался праздным.

Здесь же, в Свеаборге, едва отгремели залпы, и неприятель отошел дальше в море, очень многие решили, что на сегодня их долг исполнен и можно позволить себе отдых. И если в крепости какие-то работы все-таки шли, его подчиненные явно собрались немножко расслабиться.

— Господа, — сухо обратился к пришедшим ему на доклад командирам канонерских лодок. — Готовьтесь к выходу. В первую очередь это касается «шанцевок». Вам надлежит снять орудия и установить на их место шестовые мины. «Константиновкам» быть в готовности их прикрыть.

— Но позвольте, — попытался возразить командовавший отрядом капитан-лейтенант Аксель Бойе.

— Не позволю! Вы, верно, забыли, что у нас идет война? Ничего, я напомню. Что же касается остальных. Всем кораблям и фрегатам, за исключением «Бомарзунда», выделить для ночного поиска по два баркаса с экипажами.

— Но зачем?

— Затем, что я так приказал! — отрезал Бутаков.

— Есть, — вынуждены были ответить явно поскучневшие офицеры. Ибо попытка проверить на прочность не слишком хорошо известного протеже великого князя сорвалась.

Впрочем, некоторые из них не успокоились и попытались пожаловаться на самоуправство Бутакова начальнику 2-й флотской дивизии контр-адмиралу Шихманову. Однако получивший исчерпывающие инструкции от великого князя адмирал и не подумал поддержать их.

— Кто не желает служить на флоте, — рявкнул он на побледневших подчиненных, — может хоть сейчас подавать рапорт о списании! Распустились, мать вашу!

— Благодарю за поддержку, ваше превосходительство, — поблагодарил Бутаков, оставшись наедине с начдивом.

— Полноте, я не сделал ничего, помимо того, что должно. И давайте без чинов.

— Как угодно, Яков Ананьевич.

— Не расскажете, что собираетесь предпринять? Вас, конечно, его императорское высочество лично назначил, но я все же пока ваш начальник.

— Разумеется. Мне, право, очень неловко, что я не посвятил вас ранее, просто совершенно нет времени.

— Оставьте прелюдию и переходите сразу к увертюре. Тем паче, что ни малейшего раскаяния все одно не испытываете.

— Дело в том, что союзники перед началом сражения провели разведку и отметили наши минные поля буйками.

— Хотите их снять? — глаза адмирала хитро блеснули.

— Не совсем. Думаю, лучше переставить их ближе к берегу.

— Однако… впрочем, европейцы все равно считают нас византийцами, а это — кунштюк, вполне в духе жителей древнего Константинополя. А мины на канонерках зачем? Неужто думаете, что подобное нападение может иметь успех? Союзники стали гораздо осторожнее, чем прежде…

— На успех не надеюсь, однако полагаю, что ночная атака отвлечет их и поможет нам осуществить задуманное.

— Резонно. Что ж, действуйте. А что до господ офицеров, гоняйте их в хвост и в гриву, не стесняясь! Сами, небось, знаете, если молодежь не кроет втихомолку своего командира последними словами, его пора списывать!

— Сия премудрость мне хорошо известна, но, говоря по совести, никак не ожидал подобного отношения, — признался Бутаков.

— Ну а что вы хотели? Изначально на канонерки шли самые отчаянные офицеры. Многих из них Константин Николаевич отобрал лично и отнюдь не за склонность к дисциплине и чинопочитанию. А потом вместе с ними будто вымел союзников с Балтики! За что его протеже получили повышения, а их места заняли вот такие — приглаженные и надушенные. Ничего, немного послужат, пороху понюхают, будет и из них толк!

В это же самое время на флагмане союзной эскадры «Викторе-Эммануиле» разворачивались ничуть не менее драматические события. Сказать, что командовавший соединением Кокрейн был зол, значило бы серьезно погрешить против истины, ибо на самом деле прославленного адмирала душило бешенство.

— Что, черт возьми, здесь творится⁈ — едва сдерживаясь, рычал он. — Неужели в Англии разучились строить корабли и отливать пушки? Я вас спрашиваю, сэр!

— Полагаю, этот вопрос следует задать лордам адмиралтейства, — флегматично отозвался Мак-Кинли.

— Если вы не заметили, их здесь нет! Зато есть мы на негодных кораблях, с дурными орудиями.

— В таком случае, быть может, нам лучше отступить?

— Вы верно лишились разума, если предлагаете мне такое! Мои враги только и ждут, чтобы я оступился. Нет уж, я не брошу дело на половине, и не побегу, поджав хвост, от этого заносчивого молокососа!

«Возможно, вам не следовало дразнить этого молокососа в газетах?» — подумал про себя флаг-офицер, но вслух сказал совсем другое.

— Для того, чтобы удовлетворить королеву и парламент, нужно предъявить им что-то реальное. И если ваша милость позволит высказать мне мое мнение, Свеаборг подходит для этого как