По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

руки сжимают оружие. До полной и окончательной нашей победы. Клянёмся!

— Клянёмся, — ответил нестройный хор партизан.

Через десять минут только кучи свежевыкопанной земли, истоптанная трава да следы крови там и сям свидетельствовали о том, что недавно здесь убили и похоронили около сотни человек. Скоро пойдут дожди, они смоют кровь. Потом глубокие снега занесут могилы до весны, а русские метели пропоют над ними долгие и унылые погребальные песни — те песни, которые уже тысячу лет поют они над могилами врагов Русской земли и будут петь ещё столько, сколько будет стоять Русь.

Весной земля осядет, покроется новой травой и цветами, а через десяток-полтора лет уже никто и не догадается, что под этой цветущей лесной поляной лежит около сотни тех, кто продал и предал свою Родину. Лежит без памяти, без чести, без славы.

Туда им всем и дорога.

— Два ручных пулемёта Дегтярёва, по три запасных диска к каждому, — через полтора часа в штабной землянке комиссар Остап Сердюк перечислял взятые трофеи. — Восемь автоматов ППД, то есть, пистолетов-пулемётов того же Дегтярёва и по пять рожков патронов к каждому. По сто двадцать пять патронов, значит. Некоторые рожки неполные, но потом точно посчитаем. Восемьдесят восемь винтовок Мосина, трёхлинеек. По пятьдесят патронов к каждой. Два пистолета ТТ и два револьвера Наган. Патроны к ним. Наконец, тридцать восемь гранат Ф-1 и два бинокля.

— Неплохо, — сказал Нечипоренко, подкручивая усы. — Весьма неплохо. С этим можно воевать. А, как считаешь, Коля?

— Не можно, а нужно, — сказал Максим. — Теперь, когда мы доказали сами себе нашу силу, и у нас появилось оружие, нужно планировать и более серьёзные операции.

[1] Дело к тебе есть, дядька Аким. Поможешь? (укр.)

[2] Смотря какое дело. Мост нужно подорвать? (укр.)

[3] Какой мост? Шутишь, дядя? (укр.)

[4] Шучу, хлопец, шучу. Так какое дело? (укр.)

[5] Партизаны мне нужны. Говорят, ты знаешь, где они. (укр.)

[6] Отведёшь? (укр.)

[7] Это денег стоит (укр.)

[8] Договорились. Когда отведёшь? (укр.)

[9] Да хоть сейчас. Только половину денег вперёд. (укр.)

[10] Держи. Остальные, когда дело сделаем. (укр.)

[11] Часа два ходу? (укр.)

[12] Может, немного больше (укр.)

[13] В темноте проведёшь? (укр.)

[14] Ночь лунной должна быть. Отдыхаем. Как солнце зайдёт, выдвигаемся. (укр.)

[15] Часовые за оврагом. Там ещё пройти нужно с километр, потом сосновый бор, потом уже лагерь. (укр.)

[16] Ну смотри, дядька Аким. Если врёшь… (укр.)

[17] Собака у тебя на селе брешет, а я правду говорю (укр.)

[18] Вот он (укр.)

[19] Пойдёшь сразу за Акимом. Держи его на мушке. Понял? (укр.)

[20] Понял, Тарас Григорьевич. Если дёрнется — пуля в голову. (укр.)

[21] Да. Но подожди. Сначала разведка. Оскар, где Оскар? (укр.)

[22] Разведай путь по оврагу. Тихо и быстро, как ты умеешь. Посмотри что да как. Мы тут подождём. (укр.)

[23] Ну, с Богом тогда. Пошли (укр.)

[24] Цитата из советского мультфильма «Заколдованный мальчик», 1955 год.

[25] Ну что, Тараска, заработал денег? (укр.)

Глава девятнадцатая

В понедельник двадцать пятого августа, в обед, на штаб мельниковцев в Белокоровичах, где ещё оставалось порядка восьми десятков человек, расквартированных в здании бывшей школы, было совершено дерзкое нападение.

Свидетели и немногие выжившие мельниковцы потом рассказывали, что к школе подъехали три грузовика, про которые все знали, что они принадлежат отряду Тараса Гайдука, и оттуда, как горох, посыпались вооружённые люди с красными повязками на рукавах. Руководил ими высокий крепкий молодой человек в немецкой форме. Какая именно форма? Так это… унтершарфюрера СС. Сидела, как влитая. И выправка у этого унтершарфюрера, надо сказать, отменная. Сразу видно человека военного. К тому же по-немецки говорит как настоящий немец. Это и смутило. Пока часовые раздумывали, кричать «хайль Гитлер» или стрелять, этот унтершарфюрер открыл огонь первым. Из люгера, да. Стреляет он, надо сказать, так, что такого и в кино не увидишь: пистолет держит у бедра и не целится. Бах! Бах! Бах! Каждый выстрел — труп. А его люди, ну, которые с красными повязками, ворвались в школу. Как раз обед, все в столовой были… Там всех и кончили. Сначала гранатами закидали, а после из автоматов и пулемётов… Троим-четверым удалось в окна выскочить и дать дёру, не больше. Потому что окна тоже на прицеле были, — многие выскакивали да не многие убежали. Этот немец, ну, который унтершарфюрер, говорят, потом самолично всех раненых добил. Кто говорит? Люди говорят. Люди, они всё знают.

Разумеется, всё оружие и боеприпасы, которые имелись в школе, погрузили на грузовики и отбыли в неизвестном направлении.

А утром двадцать шестого августа, во вторник, жители Коростыня, Лугин, Белокоровичей и других сёл района обнаружили на площадях и перекрёстках листовки следующего содержания:

'ВНИМАНИЕ! УВАГА! ACHTUNG!

24 и 25 августа 1941 года была ликвидирована банда ОУНовца Тараса Гайдука во главе с ним самим. Так будет с каждым предателем Родины и убийцей. Смерть мельниковцам, бандеровцам и немецким оккупантам! Да здравствует советская власть! От имени и по поручению руководства отряда «Червоный партизан» младший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии Николай Свят по прозвищу Святой. p.s. За срыв листовки — смерть'.

Эти же слова были повторены на украинском и немецком. Обращение сверху — крупно. Потом чёткое чёрно-белое фото мёртвого Тараса Гайдука, затем фото, заваленной трупами школьной столовой в Белокоровичах и уже под ними — основной текст.

Два полицая в Лугинах, из новых, которые были наняты уже после катастрофического фиаско с ликвидацией двенадцати евреев, были найдены зарезанными на северо-западной окраине села тем же утром во вторник. К груди одного из них была пришпилена ножом упомянутая листовка. К груди второго — лист бумаги, на котором кровью убитых было начертано: «Я предупреждал. Святой».

Надо ли говорить, что оба полицая лишились оружия?

Слухи распространились по окрестностям со скоростью кругов по воде от брошенного камня. Только круги исчезают, а слухи только ширились, росли и приобретали совершенно фантастические очертания.

— Как хотите, господин штурмбанфюрер, а не могут так люди, — рассказывал на допросе Георгу Йегеру один из выживших мельниковцев. — Его же пули не берут!

— Хочешь сказать, что в него трудно попасть? — через переводчика спросил Йегер. — Это я уже знаю.

Говорили по-русски.

— Нет, — покачал головой мельниковец. По-русски он говорил вполне нормально, хоть и вставлял иногда украинские слова. — Хочу сказать то, что говорю. Пули