За пределом (СИ) - Кири Кирико

Меньше десяти секунд прошло, как остались лишь раненые. С их стороны.

— Тара, добьёшь ту девку? — кивнул мне один из мужиков на девчонку, которая схлопотала пулю в живот и теперь пыталась уползти, словно ноги её не слушали. Сами они достреливали оставшихся.

Каково добивать людей? Я могу однозначно сказать.

Жалко. Когда они конкретно тебе ничего не сделали. И вообще не сделали того, за что бы ты хотел их убить. Я знаю, за что их хотел убить Стрела, но это не та причина, из-за которой я бы не чувствовал раскаяния за убийство.

Я подошёл к ней, поднимая пистолет. Девчонка в тот момент перевернулась на спину, подняла руку, словно пытаясь меня остановить, и уже было открыла рот…

Выстрел.

Её голова дёрнулась назад, ударившись о землю, а через мгновение тело обмякло, и вытянутая рука упала ей на грудь.

Вот и всё.

Я не медлил, потому что знал, что чем дольше тянуть, тем сложнее выстрелить, а если ещё и говорить начнёт, умолять…

Пусть я и сделал это с каменным лицом, но в душе чувствовал жалость и грусть. Просто потому что… потому что. Мне было жалко стрелять в раненых, мне было жалко девушку, мне было жалко вообще стрелять в того, кто хочет просить пощады. Если того мужика я убил из-за неожиданности, сам даже не поняв, какого чёрта сделал, то здесь я действовал целенаправленно. Не было никакого эффекта, который бы смазал душевную боль от содеянного. Более того, мне ещё и заплатили, что словно только и указывало на то, кем я стал.

Да, меня это потом мучило ещё несколько дней, прежде чем отпустило. Я бы сравнил это с ощущением, когда щемит сердце от просмотра какого-нибудь супергрустного фильма. Приходилось сидеть как ни в чём не бывало с каменным лицом перед сёстрами, чтоб не беспокоить их понапрасну. А то вновь изводить будут, да и сами волноваться.

Но даже после этого я не считался частью клана. В смысле, да, я иногда работал на него, но всё равно был обычным вольнорабочим, обычным уличным преступником, который никому ничем не обязан. С одной стороны, я не могу рассчитывать на поддержку клана. С другой, я никому ничего не должен и мог спокойно уйти. Я не входил в состав людей Стрелы, был лишь левым парнем, которого иногда приглашали поработать.

Месяц прошёл интересно. Очень интересно, пусть и не так гладко, как мне бы хотелось.

А сейчас…

Декабрь. Самое начало зимы, которой будет суждено запомниться этому городу надолго. Сирень встречает меня на своём хетчбэке. Она улыбается, видя меня, кивает мне головой.

— Привет, Тара, что как?

— Ты слишком близко от школы. Я же просил так близко…

— Слушай сюда, умник. Я припарковалась там, где мне удобно. Или у тебя какие-то проблемы? Нет, ну если они есть, давай поговорим, — сразу подтянулась она, оторвав мягкую точку от двери машины, на которую облокотилась.

Я уже привык к этому. Это просто Сирень, этим всё и сказано.

— Да, давай. Паркуй машину дальше. Или я сам приеду на автобусе.

— Будто мне есть дело до тебя, — фыркнула она. — Малу попросил лишь забрать. Кстати, где этот идиот?

— Али? Он задерживается, переписывает контрольную, которую завалил.

— Действительно идиот… — выдохнула она.

— Будем ждать или… — предложил я вариант.

Она несколько секунд раздумывала.

— Долго писать будет?

— Стандартный урок, — пожал я плечами.

— Тогда хрен с ним. Пусть сам едет, — отмахнулась она.

Глава 23

— Кстати говоря, иди сюда, толстый, — махнула она мне рукой, но при этом подошла сама и обняла. Вздохнула. — Сука… какой же ты мягкий, просто ужас…

— Да, специально откармливал себя на такой случай, — невозмутимо ответил я. — Отборный жир, всё для тебя.

— Мерзость. Просто заткнись и не неси чушь. Сейчас я порелаксирую немного, и поедем. А то чёт устала.

— От чего? Ты же из салона красоты.

— С чего ты взял?! — оттолкнула она меня, нахмурившись.

— У тебя когти после педикюра, причём профессионального. Вижу же.

— Да ты сталкер, — сморщилась она. — Ты больной, такие вещи подмечать…

— Ну кто-то же должен, верно? — пожал я плечами.

— Больной, — повторила она с отвращением на лице.

В этот момент мимо нас прошла группка каких-то девчонок и парней из нашей школы. Четыре человека. Как я говорил, дураки везде найдутся. Ну или дуры, как в нашем случае. Некоторым просто надо сказать что-то в адрес другого, чтоб поднять настроение. Иной причины того или иного поступка я не вижу.

Эти были не сильно агрессивными, они не искали драки или ещё чего-то, им надо было просто сказать что-то, чтоб потом их компания разразилась хохотом. Потому я просто не обращал на них внимания. Они всегда и над всеми, — кто им не может настучать, естественно, — словесно издевались, отпуская такие вот шутки.

Кому интересны идиоты?

Сирени.

— Жир и пепел — судьба таких пар, — сказала одна девушка другой, и группа рассмеялась.

Я даже не обратил на них внимания, а вот Сирень сразу подтянулась.

— Эй, ты, патлатая! — тут же позвала она. — Крути педали, пока не дали.

И кинула той прямо в волосы окурок.

А дальше всё пошло-поехало. Пока одна, крича: «Ах ты шлюха!», пыталась вытащить из волос окурок при поддержке своей подружки и, как я понял, парня, второй направился к Сирени с явно недобрыми намерениями.

— Ты не попутала, тва…

Когда он попытался толкнуть Сирень, та просто ударила ему в челюсть, уложив прямо на месте. Нет, он не отключился, но и встать не мог.

— Петуху голоса не давали, — отчеканила она, перешагнув его, после чего направилась сразу к тем трём.

Парень только выступил ей навстречу, открывая рот, а Сирень уже ударила его в нос. Тот схватился за лицо, отвернувшись и отойдя на несколько шагов назад. Между ладоней у него капала кровь. Я не думаю, что они бы вообще стали нас трогать, скорее бы просто поругались, и всё, как это было раньше. Наша школа была довольно дисциплинированной, и учились там дети из воспитанных семей.

— Повтори, что ты вякнула, сучка? — подошла к той девушке почти вплотную, от чего та аж отшатнулась назад.

— Ты чего, больная, чт… м-м-м… — это Сирень схватила её за подбородок. Вторая вообще отошла от греха подальше на несколько шагов.

— Слушай сюда, сучка, я повторю ещё раз. Вали отсюда, пока я тебе пасть не порвала.

На этом, в принципе, всё и кончилось. Она оттолкнула её и вернулась к машине.

— Погнали. Этот район меня раздражает, — прошипела она.

К тому моменту компания из четырёх, слегка потрёпанная, но целая и здоровая, испуганно поглядывая на Сирень, быстро уходила, постоянно оглядываясь. Они словно боялись, что она сейчас на своём хэтчбеке попытается их задавить.

— Ну и стоило это того? — поинтересовался я.

— Да тебе вообще всегда насрать! Ты непробиваемый тормоз просто, — отмахнулась она.

— Ну дуры, можно было просто не обращать на них внимания.

— Вот потому они такие охуевшие. Думают, что им всё можно.

— Ну будет собака гавкать, будешь гавкать в ответ?

— А ты знаешь, что если собаке многое позволять, она тоже может наглеть и потом будет не только гавкать, но и кусать? Причём я не гавкала на них, а сразу била, как и поступила бы с собакой.

— Ты зверь, — вздохнул я.

— А то ты забыл, кто я есть.

— А кто ты есть?

— Я… ну… разные названия у нас. Если русское, то волколак. Если брать европейское, то оборотень. У немцев ещё вервольфами нас называют или хули-цзин в Китае. В Японии нас называют оками. Как хочешь называй. Девушка-волк, например.

— А у тебя есть сестра, как я понимаю? Младшая или старшая?

Сирень недовольно взглянула на меня, после чего вновь отвернулась к дороге и проворчала.

— Младшенькая.

Младшенькая? Уменьшительно-ласкательные слова обычно говорят о том, что человек очень дорог тебе.

— Сильно младше тебя?

— Тебя это вообще не должно колыхать, толстый, — тут же ощетинилась она. — Я про твою семью тебя не расспрашиваю, вот и не лезь в мою.