Александра. Большая игра. - Олег Ростов

как он являлся христианином, ему сначала предложили принять ислам. Тогда ему обещали свободу. Он отказался, так как не мог предать веру своих предков. Предки Мубарака уже тысячу лет, как были христианами. После чего его отправили на галеры. Он вновь вспомнил тот день, когда на его селение в Тигринии, горной части земли, которую ещё римляне назвали Эритреей, напали арабы-людоловы. Его жену тогда изнасиловали прямо там, на его глазах, когда он лежал связанным. Его годовалого сына разрубили на две части саблей. Его жена была первой красавицей в их селении. Алана. Её увезли, продали кому-то в гарем или ещё что. Он не знал о её судьбе. Сначала он старался выжить, чтобы вырваться на свободу и отомстить тем, кто так обошёлся с его семьёй. Но постепенно его надежда на свободу таяла. Здесь, на этой галере было много рабов, таких же, как и он. Много было европейцев — испанцев, венецианцев, французов, генуэзцев. Были немцы, португальцы, англичане. Так же среди рабов имелись и греки и даже какие-то славяне, русичи, как они себя называли. И жили они где-то на севере, где стоит всегда холод, и вода замерзает до крепости камня. С одним таким, по имени Дмитрий он как раз и сидел рядом. Они гребли одним здоровенным веслом. Но так же среди рабов были и африканцы, как и он сам. Кормили плохо. Работа тяжёлая. Часто перепадало от надсмотрщиков, которые постоянно использовали плётки, подгоняя гребцов. От таких нечеловеческих условий рабы часто умирали. Их просто выбрасывали за борт и на освободившееся место садили нового раба. За два года он стал понимать испанцев, итальянцев, французов и особенно славян, русичей, ведь с ним сидел в паре Дмитрий. Он много рассказывал про свою родину…

— Мубарак. — Услышал он Дмитрия. Открыл глаза. — Слышишь?

— Что?

— Пушки стреляют.

Точно, Мубарак услышал грохот. По палубе галеры забегали. Раздались крики. Рабы прислушивались.

— Что там происходит? — Спросил вслух Дмитрий. Тем временем, частота выстрелов из орудий усилилась.

— Дмитрий, ты сказал, что это пушки стреляют. А что такое пушки?

— Это такое оружие, Мубарак. Ты ни разу не видел пушек? Кулеврины, тюфяки, бомбарды?

— Нет.

— Да, Мубарак. Из какого же ты медвежьего угла⁈ — Дмитрий улыбнулся. — Но в таком случае, ты счастливый человек.

К гребцам спустились двое надсмотрщиков.

— Что сидим, собаки неверные⁈ Начали грести! — Рявкнул один из мучителей, толстый Саид. И стал наносить удары плетью всем рабам подряд. — Гребём, отбросы.

Рабы взялись за вёсла. Галера взмахнула веером вёсел и начала движение. Помощник капитана, оставшийся на галере с половиной команды, понял, что если не уйдёт в море, то их или потопят или захватят. Однако на перерез галере пошла одна из каравелл. Залп книппелями и срезанные ими мачты стали заваливаться. Но галера продолжала грести вёслами. Матросы начали рубить такелаж, чтобы сбросить повреждённые мачты в воду. Каравелла подошла совсем близко. Её пушки произвели несколько выстрелов картечью по палубе. Парусник прошёлся вдоль левого борта галеры, ломая вёсла. Внутри галеры это искалечило и убила многих рабов, сидевших с этого борта. Но кто на это смотрит, во время абордажа⁈ Задача каравеллы, была лишить галеру хода. Она это и сделала. К счастью для Мубарака и Дмитрия они сидели у правого борта и избежали трагедии. На палубу галеры полетели крючья. Каравелла напрочь сцепилась с галерой. На её палубу посыпались, как горох абордажники. Бой был жестоким, но коротким. Защищать галеру было, фактически, некому. В трюм к рабам заскочили несколько вооружённых абордажными саблями и пистолями человек. Один из них выстрелил в надсмотрщика. В соратника толстого Саида — Али. Тот свалился замертво. Саид упал на колени, стал просить пощадить его. Рабы смотрели на толстяка с ненавистью.

— Христиане есть? — Крикнул один из вооружённых матросов по-испански.

— Здесь, почитай, все христиане. — Ответил кто-то из испанцев. — А вы кто сами то?

— Мы, матросы флота Её Величества, Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской! — Весело ответил тот же матрос. — Каравелла «Немезида». Так что считайте, что вам повезло. — Он подошёл к стоящему на коленях Саиду. Пнул его.

— Ты, вонючий кусок сала, цепь отстёгивай. — Указал саблей на общую цепь, которой были прикованы рабы. — Живее, пёс поганый. — Саид трясущимися руками снял с пояса ключ и расстегнул замок. Рабы стали освобождаться. Толстяк смотрел на них с ужасом. Понял, что они с ним сделают за те издевательства, которыми он их истязал. Дмитрий, освободившись от цепи, подошёл к матросу.

— Ты сказал, что вы матросы Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской? — По-испански задал он вопрос.

— Точно. А ты кто?

— Русич. Из Рязани. Купец я, Дмитрий Быков. Татары нас перехватили на Волге. Караван разграбили, самих в полон. Продали в Кафе. Оттуда увезли в Царьград. Там перепродали и оттуда уже сюда. Больше года я здесь уже.

— Я тоже русич. Из Москвы. Всё, Дмитрий. Твой полон окончился. Домой вернёшься. А то, что купец, это хорошо. Матушка-Государыня, купцов привечает. Обратись к ней, может чем и поможет.

— А она здесь?

— Нет, в Риме сейчас. Мы в Генуе стоим. Она туда прибудет, чтобы потом с флотом домой вернуться. А ты один здесь из русичей? Или ещё кто есть?

— Есть. Юрий. Он из Твери. Тоже в полон к татарам попал. — Дмитрий повернулся. Стал звать своего соотечественника. — Юрий, Юрий! Ты где?

Но Юрий не откликался. Он был прикован к цепи, как раз с правого борта. И обломком весла ему сломало рёбра. Одно ребро острым обломком проткнула Юрию сердце.

Толстый Саид завизжал. На него кинулось сразу несколько рабов. Ему выдавили глаза, порвали рот и перерезали глотку его же кинжалом.

Мубарак поднялся на палубу. Там хозяйничали во всю матросы с каравеллы. Выбрасывали за борт мёртвых пиратов, предварительно раздев их. Тут же на палубе лежало оружие пиратов. Сабли, кинжалы, ятаганы, пара аркебуз. Мубарак подошёл к этой куче и поднял из неё турецкий ятаган.

— Эй ты. — Услышал Мубарак. Он оглянулся. На него смотрели несколько матросов. У всех сабли в руках. Один из них направил на Мубарака ствол пистоля. — Положи назад, сарацин. — Мубарак понял, что они требуют отдать оружие. Но он не собирался больше этого делать. Оружие значило свободу. И он поклялся себе сам, что больше никогда не станет