Барон фон дер Зайцев – 2 - Андрей Готлибович Шопперт

сон вгоняла, лучше любого… А интересно, чего в больницах в вену вкалывают перед операцией? Как эта хрень называется? Придумали же. Бамс и в аут.

— По заднице тебе крапивой нужно хлопнуть. И не раз. Да и не два. Потерпишь, в следующий раз не полезешь, куда не надо. Ты, что ли вой⁈ Ты пацан с грязной пиписькой. Твое дело в игры играть, с горки кататься, сопли…

— Ай! И от простуды мне зелье надо. Сопли бегут и гайморовы пазухи болят.

— Пазухи? Ты от боли дурь несёшь или просто дурень. Тихо лежи!

Матильда пришивала Иоганну ухо. Не так, чтобы совсем пришивала. Но кожа с задней части разрезана была камышиной сильно и крови натекло с пацана прилично. Там место такое, что и не прижмёшь. Матильда шёлковыми нитками пыталась там за ухом кожу скрепить, а Иоганн дёргался и бабке колдунье мешал. Он не первым был, кого сегодня зашивали. И не вторым, двадцатым должно быть. Практически все новики ранены. Перун, только после тяжёлого ранения в себя начавший приходить, ранен стрелой навылет в плечо. И что самое обидное — стрела своя. Кто-то из арбалетчиков Старого зайца в темноте угодил. Всего к Матильде привезли или сами приехали с ранами двадцать восемь человек вместе в Иоганном и фон Боком, которого тоже стрелой в плечо ранили. Но там стрела с чёрным оперением. Чужая, и не из арбалета. Кольчуга всю силу погасила, так, кожа разодрана и то больше всего ущерба нанесли, пытаясь стрелу вырвать.

Иоганн проверил, чтобы Матильда в бражку иглу сунула и промыла там её и руки помыла. Бабка пофыркала, но сделала, как неслух велит. И остальных тоже потом зашивала, каждый раз промывая иглу и руки с мылом.

На коленях они только до леса доползли. А там с ранеными столкнулись, что отходили к замку. Тюфянчея погрузили на коня поперёк седла, а Иоганн, пошатываясь от усталости, шёл, придерживаясь за стремя. Качало его знатно. Весь адреналин кончился, с холодным потом вышел, и на смену ему надпочечники кортизол выбросили. Хотелось отцепиться от стремени и в мягком пушистом снегу, калачиком свернувшись, полежать минут шестьсот.

Не давала проделать эдакое не сила воли, а рука раненого Андрейки, что ещё и за шиворот его придерживал здоровой рукой. Сын Перуна был ранен мечем в левую руку, прикрылся ею вместо щита. И рану получил, меч кольчугу пробил, но не сильно, рана пустяковая, порез скорее, но сила удара была не малая, и руку переломало. Хорошо хоть не открытый перелом, здесь или сейчас, такой и не вылечат.

Тут недавно совсем прискакал Семён, новость принёс, что сунулись к замку утром литвины, но их лучники и арбалетчики из засады на лесной дороге перебили всех, больше десятка. Сейчас разведка вернулась. Сняли повстанцы лагерь и отправились на юг, стало быть, назад к Митаве. Всё, закончился их поход на Ригу. Сдулись. Оно и понятно, заводилы там литвины, а их поубавилось прилично. Семён троих новиков, практически всех, кто цел остался, отправил к комтуру Риги с докладом об очередном нашествии саранчи. Пусть теперь у того голова болит, что с ними делать. Они и без того лишку на себя взяли. Часть убитых литвины и жемайтийцы с собой увезли, а и без них хватает добычи. Почти пять десятков убитых стащили к озеру у дороги лесной. И двенадцать лошадей, этих в Русское село уволокли. Мяса на долго хватит. А брони и одежды хорошей опять на десятки и десятки марок можно в Риге продать. Отто Хольте уже раздал одежду снятую с ворогов бабам, чтобы от крови отстирали и зашили, если дыры есть. По два пфеннига выдав.

Потери есть и у своих. Убито два арбалетчика у Хольте, и в том числе невезучий Димка, он же аrmleuchter (болван) Дидерихт. И новик один — Тимоха был тяжело ранен в ногу. Пока довезли его до Кеммерна к Матильде от потери крови парень помер. Видно, какую-то большую артерию, или вену там, ему перерезали. Ну и больше двадцати, почти тридцать даже, раненых. Целых почитай не осталось. Сам Семён, Старый заяц, четверо его арбалетчиков и трое новиков, что ускакали в Ригу, вот и все силы, что остались. Такими СИЛАМИ даже замок не оборонить. Слава богу, что ушли вороги. Не иначе и впрямь Богородица отвела.

Из хороших новостей, то, что днём Семён с новиком легкораненым скатался к озеру и разыскал Соньку в камышах. Телегу бросили там, а еле живую кобылу под уздцы шагом отвели в замок. Где стали тёплой водой отпаивать. Вроде не заболела. Хоть и дурная кобыла, а было бы жаль животинку.

Пушку не жалко. Её разорвало. Не на куски, а так, от дульного среза небольшой кусок отлетел, ну и трещины пошли. Новую делать придётся. Это всё сам десятник рассказал, приехав к дому Матильды, раненых проведать, новости им рассказать.

— Дядька Семён, её там нельзя бросать, эту телегу с пушкой, нужно в замок притараканить. Там кольца на стволе для стяжки, так чаша железная, там куски толстой кожи, наконец, ну и она из морёного дуба сделана, на поделки пойдёт, — пристал «сидя в очереди» к Матильде Иоганн, когда десятник эту весть привёз, — А ещё там в телеге щит из бруса. Надо это в замок все доставить.

— Да, чего ты меня уговариваешь! Кого я пошлю⁈ Там эту телегу вырубать придётся из камышей пару дней.

— Всё одно — надо. Сколько пользы уже пушка принесла…

— Пользы⁈ Смотри, сколько раненых. Вас спасать бросились. И убиты трое. Пользы?

— Зато они ушли. А так пограбили бы и убили в Кеммерне, Пиньках кучу народу.

— Ну, не кричи. Найдём людей. Отправлю завтра.

— Я сам тогда, сейчас мне ухо при…

— От, бес! Добро, сейчас сам съезжу с Гансом и его людьми.

Событие пятьдесят шестое

— Надо похоронить. Земля мёрзлая. А там такую яму копать…

Иоганн с осоловевшими от поедания огромного куска говяжьей печёнки глазами, что потушила для него и фон Бока Лукерья, сквозь вату в ушах… ага, сквозь вату в ухе левом и боль в правом, замотанном, слушал расстригу и покачивался. Хотелось спать лечь, но Лукерья не пустила, велела есть печёнку и потом опять есть, и снова есть. Мол, крови потерял много, а когда кровь потерял, нужно печень есть. И комнату его пока протопят, а то там мороз настоящий, не топил же никто, пока прогреется. Вот и